Предлагаю вашему внимания два моих рассказа, написанных в конце прошлого года, один из которых занял второе место на конкурсе Sith.ru. По ряду причин рассказы нигде, кроме конкурсного сайта, до сего момента не публиковались, и вот теперь вы можете прочитать их здесь либо на Имперском Бастионе:

http://www.imperialbastion.ru/fiction/gotas.htm

Долгого предисловия не будет, всё, что хотел сказать - сказал в рассказах. )) Общая их тематика - размышления о том, что такое друг и враг, союзник и противник, в условиях войны и мира.

Ещё один момент - во втором рассказе описаны события, которые должны были стать концовкой "Падения в вечность", если кто помнит сей опус.

Великолепная обложка принадлежит кисти (вернее, мышке)) Фокса.

Эвел Готас: Капли исчезают бесследно


Carpe diem quam minimum credula postero (Наслаждайся моментом, никогда не верь будущему)
Гораций


Волны Западного моря, покрытые мгновениями капель дождя, неторопливо прокладывали свой путь сквозь туман ночи. Море играло мускулами, собираясь с силой, и громогласно разбивалось о стену, протянувшуюся от горизонта до горизонта. Тысячелетия оставили свой ржавый след на металле этого рукотворного обрыва, возвышавшегося на сотни метров над мятой поверхностью моря.
Капля родилась в тучах, которые укрывали созвездия от глаз наземных обитателей Корусанта. Водяной шарик пролетел пару сотен метров, прежде чем достиг верхнего края берега-стены. Едва он успел порадоваться неоновым отблескам, пронзившим его насквозь, как тут же наткнулся на угол здания, взорвавшись водяными искрами. Но… покалеченная капля всё же выжила и продолжила свой полёт вдоль обрыва - вниз, к бушующему морю. Она упала на наклонный карниз, пожертвовав ещё толикой своей прозрачной души.
Сюда, вниз, уже не доходил свет неона и огней ночного города. И всё же одна из крохотных капелек, распростёртая на самом краю карниза, каким-то чудом уловила отголосок огня, соединив в себе на краткий миг две стихии. И этот отголосок здесь, во тьме, был смелее и желанней тысячи солнц. Большая капля, дрогнув от усилий, медленно поползла к маленькой капельке. Вокруг, словно снаряды на поле боя, рвались водяные снаряды, но движение капли не прерывалось ни на секунду. И когда путь до слияния уже был почти окончен, небесная бомбардировка достигла цели – смерть капли была тихой и невидимой, тьма не заметила её исчезновения.
Капля-малышка ещё немного подождала на краю карниза и, убедившись в тщетности ожидания, сорвалась вниз, чтобы в единении с морем забыть о том, кого она так и не дождалась на холодной поверхности металла.

***

Кантина «Волна» стояла на самом краю искусственной поверхности столицы. Казалось, прибрежные ветра вот-вот сдуют её в пропасть морских пучин. Но природа была бессильна против низенького одноэтажного здания, которое пережило войны, снёсшие величественные дворцы и храмы с лица планеты. Неоновая вывеска едва рассекала плотные нити ливня. В призрачном красно-синем свете появилась фигура, прихрамывая, подошла ко входу, и в кантине стало на одного посетителя больше.
Уютный интерьер кантины встретил Эвела Готаса спокойной музыкой и тёплым приглушенным светом, сгладившим глубокие тревожные морщины вошедшего. Готас неуклюже стряхнул капли дождя с плаща, поправил чёрную повязку на глазу и направился к стойке бара. При каждом шаге сервомоторы левой ноги издавали чуть слышное жужжание. Когда Готас огибал последний столик на своём пути, его окликнул бармен-родианец:
- Эй, отец! Тут милостыню не подают, ищи другое место.
- У меня есть деньги, ты!.. – сдвинул брови старик. Хриплый негромкий голос резко контрастировал с вибрирующим звонким тенором родианца. Вместо окончания фразы Готас извлёк из недр плаща тонкую пачку кредиток и припечатал одну купюру к дереву стойки бара. Родианец склонил голову, чуть приподняв плечи, как бы говоря «Вот теперь другой разговор!»
- Ты бы себе глаз и ногу лучше купил, отец, коли деньги есть. Что будешь пить?
- «Рэйндроп», - Эвел хитро прищурился. – На нормальные протезы у меня нет денег. А на пойло есть.
Родианец налил полбокала, и уже убирал бутылку, но его руку перехватила ладонь Готаса, ещё мокрая от дождя. Бармен поставил бутылку рядом с бокалом и уставился своими фасеточными глазами на инвалида.
- Значит, будем безуспешно топить воспоминания о своей горькой судьбе в вине?
Готас усмехнулся, изучая занятный узор на потолке.
- Ну а что, неплохое занятие. Жизнь всё равно бежит вперёд… порой слишком быстро, и что тогда такого в лишней бутылочке «рэйндропа»? Да и не в забытье дело. Мне есть, что вспомнить. Жил, воевал. Вот, помнится, производили мы как-то разведку около…
Готас прервал свой рассказ на полуслове – бармен отошёл обслуживать другого посетителя, потеряв к старику всякий интерес. Ветеран вздохнул, подхватил бокал и бутылку и повернулся к залу, выискивая свободный столик. С этим были проблемы. Ещё не была пересечена граница, отделявшая летний, хотя и дождливый, вечер от сонной пустоты ночи, и зал был довольно оживлён. Свободных столиков не было.
Старик оглядел помещение, пытаясь найти место, где можно примоститься без риска быть прогнанным. Взгляд его наткнулся на девушку. Юная, годится ему в дочки... а может, и во внучки. За столиком она сидела одна, развернувшись боком, и смотрела какой-то клип, витавший в воздухе под потолком на противоположном краю зала.
Готас подковылял к столику, приосанился и вежливо наклонил голову.
- Миледи, разрешите присесть за краешек вашего столика? К сожалению, тут… это… позанимали тут всё, - окончание галантно начатой фразы оказалось чуть смазанным.
Обернувшаяся девушка быстро, почти незаметно, смерила Эвела взглядом и снова отвернулась к проектору.
- Пожалуйста.
- Спасибо, - старик сел, вытянув под столом ногу, поставил бутылку на стол и, отхлебнув из бокала, стал рассматривать сидящую к нему в профиль девушку.
Симпатичная, хоть и девчонка ещё. Сколько ей? Двадцать? Меньше? Волосы покрашены в модную бордовую полоску. Скучающий взгляд, рассеянно наблюдающий за голограммой. Одета довольно консервативно. Нет, это явно не из «тех» девушек. Что она делает в этой забегаловке, чистенькой, но явно не слишком высокого пошиба?
На столе стоял бокал с каким-то коктейлем. Оставалось там уже всего ничего, а ведь при Готасе девчонка не притронулась к нему. Сколько она уже здесь сидит?
Эвел осушил свой бокал до дна, налил новую порцию и обратился к девушке.
- Прошу прощения, - при этих словах незнакомка обернулась, её изящный носик едва, но всё же заметно наморщился в недовольстве. – А что это за действо там на голопроекторе?
- Андервектор, - и снова поворот головы, демонстративно оставляющий Готаса в стороне. Произнесенное слово (название группы?), ничего не говорило Эвелу. Какое-то время он пытался понять, что происходит на голограмме, затем снова попытался начать разговор.
- Нет, это зрелище не для мозгов старого Эвела, миледи, - иронично заметил он. – Кстати, могу узнать ваше имя? А то «миледи» - как-то черезчур официально, на мой вкус.
Вопрос остался без ответа. Девушка не шелохнулась.
- Был забавный случай с моим именем. Как-то раз, когда мы встречали бойцов из соседнего соединения, то вдруг…
«Собеседница» всё-таки обернулась, перебив Готаса.
- Вы извините, но я как-то не настроена на разговоры. И ещё, чтобы прояснить ситуацию - я жду своего молодого человека, он скоро придёт. Так что у нас с вами разговор не получится. Извините.
Старик кивнул, погрузился в какие-то свои думы. Молча отпивал из бокала, молча вертел его в ладонях. Так прошло несколько минут.
- Он не придёт.
Поворот головы, удивлённо приподнятая бровь под небрежно лежащей чёлкой.
- Он не придёт, - повторил Готас. – Одно из двух. Либо он уже был здесь и ушёл, ну не без ссоры, конечно. Либо он вызвал вас по комлинку, сообщив, что у него важные дела и он не сможет прийти. Вызов был, конечно, через полчаса после назначенного времени встречи.
Девушка покачала головой, во взгляде смешалось удивление и возмущение.
- Вы не психолог, случайно?
- Нет. Одно время был фермером. А сейчас... вообще… - Эвел махнул рукой.
- Сожалею. Вы упустили блестящую карьеру спеца по душам. Мои соболезнования, - девушка теперь повернулась не в профиль, а почти что спиной. Оставила его позади на своём ярком жизненном пути.
Готас долго молчал.
- Моя сестра была психологом. Умница, подалась в город, выучилась. Её арестовали, когда она отказалась помогать в допросе «нестабильных элементов общества». Двадцать три года назад. Она очень красивая. Жаль, у меня нет с собой её голограммы. Вы бы со мной согласились.
Молчание. Девушка медленно развернулась, обхватила бокал коктейля ладонями.
- Извините. Мне и правда настроение испортили малость… Меня зовут Оури.
- А я Эвел.
- Да, я помню.
Девушка наконец сделала глоток.
- Когда вы воевали?
- Тебя, Оури, тогда ещё на свете, наверное, не было. Не против, если я буду на «ты»? Хорошо? Так вот, взялся за оружие я в начале Гражданской войны, ещё при Палпатине. Он тогда повстанцев по всей Галактике гонял после взрыва Звезды Смерти. Ну а мы попытались гонять имперцев, хе-хе.
- Так вы были на стороне мятежников?
- Альянса! – глаз Готаса блеснул недобрым огнём. – Чему вас сейчас только в Республике учат?
Оури хотела что-то ответить, но, видимо, так и не решилась, и снова открыла рот только после небольшой паузы.
- Вы уже несколько раз упоминали – «мы». Кто это был? Вы воевали здесь, на Корусанте?
Эвел рассмеялся.
- Да, нет, я же сказал, что был фермером. До войны был. А чего здесь выращивать? Небоскрёбы? Нет, я родился и вырос на Алурионе.
- Хм… вроде бы не слышала о ней ничего запоминающегося.
- Ну да, далековата она от самых жирных планеток Галактики. Но красива-ая, уу… - Готас закатил глаз. – Природа – просто сказка. Плодородная, богатая. У нас почти все земле кланяются, земледелием занимаются, кроме особо одарённых, которых набралось на несколько городов, - старику удалось вызвать улыбку у девушки. Но сам он оставался серьёзен и продолжал рассказ.
- Палпатин начал Империю строить, когда мне лет шестнадцать было. Помню, сместили тогда местные власти, поставили каких-то имперских вертухаев… народ сильно недоволен был. Начали выкачивать ресурсы от нас, и всё туда – в Империю, в центр. Всё внушали нам – восстановление разрушенной экономики идёт после Войн Клонов, тяжёлые времена настают, но это временно, а потом будет полегче… А оказывается, все двадцать лет на армию всё кидали, Звёзды и крейсера строили пачками.
- Государству нужна сильная армия, - возразила Оури.

- Ага, нужна. Чтобы государство от народа защищать… В общем, когда повстанцы начали действовать, у нас тоже активисты появились, пошли народ вербовать. Имперцы чистки начали, стукачество началось, допросы. Тогда вот моя сестра и… В общем, как объявили, что обвиняется она в измене, бросил я землю и тоже в Восстание записался. В одну ночь штурманули мы резиденцию властей и полицию, смели там всё, к гнилым корням. И наутро Империя осталась без Алуриона.
Оури промолчала, уставившись в бокал.
- Мы думали – сейчас нас в блокаду охватят, но повстанцы конечно же помогут со временем, а пока мы и так на планете продержимся. Ага, как же. Прибыл флот имперский, и пошёл орды десанта высаживать. Коммандос, шагоходы, батальоны штурмовиков - чего там только не было! Ну, тут уже деваться некуда. Только драться. За каждый клочок, за каждую пядь земли. Нашей земли. Ох, сколько тогда народу полегло. Целые деревни потом пустыми стояли – некому возвращаться было. Но мы их задавили, научились воевать крестьяне, ха! Переломили ситуацию. Три года воевали. Уже в самом конце меня вот взрывом зацепило… Но мы выкинули их с поверхности! А потом весть дошла – Император убит у Эндора. Столько радости было… Поначалу. А потом – рухнуло всё.
- Разрушители ведь на орбите остались, так? – решила блеснуть знаниями девушка. – И они применили Базу-Дельта-Ноль?
В глазах девушки промелькнуло сочувствие. Но Готас покачал головой.
- Да какая там Дельта-Ноль… Разрушители убрались, им не до нас было. Нет, всё нормально, Алурион официально вошёл в состав Республики. Прошли выборы правительства планеты, из местных. Только не тех выбрали. И самое главное – власть уже мало на что влияла. Многие с войны не вернулись, а кто вернулся – или запил, или в качестве наёмников пошли по Галактике колесить. Работать некому было. Я вернулся калекой. Выплатили мне сумму, неплохую по тем временам, на хорошие биопротезы и лечение. Только… всё в бутылку ушло. Бесконечные кутежи-гулянки, сначала от радости победы… а потом от горя бесперспективности. Со временем сумел остановиться, сказать себе – «хватит»! Когда очнулся – уже ничего собой не представлял. Ни я, ни моя планета. Нищета, безденежье, развал. Республика закрыла глаза на всё то, что происходило на Алурионе.
Эвел пригладил седеющие волосы.
- Всё же подкопил денег – тогда ещё пособие неплохое было – на дешевый протез ноги и на билет до Корусанта. На глаз уже даже и не замахивался. И подался в столицу. Горько было смотреть на то, что на родине происходит. Ничего у меня там не осталось, кроме воспоминаний, надоела мне бесконечная депрессия. Думал – уж в столице не пропаду, выучусь ремеслу какому-нибудь, буду при деньгах, хотя бы малость зарабатывать буду. Ага, сейчас. Только меня здесь и ждали, одноглазого и одноногого. В общем, не сложилось, ни с работой, ни в личном плане, хотя много чего было, и хорошего, и плохого. Сейчас вот путешествую, пользуясь бесплатным внутрипланетарным проездом, по кабакам и дешевым мотелям. Герой войны… жертва мира.
Готас замолк. В баре поубавилось посетителей, музыку приглушили, ничто не прерывало безмолвия Эвела и Оури.
- Получается, вы сражались ни за что, - подала, наконец, голос девушка. – Сражались напрасно.
- Как это напрасно? – нахмурился Готас. – Я сражался за свою родину. За свою землю. За свою сестру.
- И что это вам дало? При Республике стало лучше, чем при Империи?
Старик прищурился, пытаясь пробить синий лёд в глазах Оури.
- Ты считаешь, что при Империи сейчас жилось бы лучше, да? Сейчас модно охаивать Альянс, дескать, с жиру бесились. Только, милая моя девочка, ты хоть одним глазком видела Империю?
Оури выдержала взгляд ветерана.
- Нет, я не застала Империю. Но много читаю…
- «Читаю», ха!
- …изучаю материалы. Я учусь в Академии гуманитарных наук, на историка. Меня очень интересует имперский период. Это было великое государство. Да, у Палпатина были перегибы, но…
- Девочка моя, это…
- Я не ваша девочка.
- Неважно. Оури, наивное ты моё существо, эти «перегибы» уносили жизни, много жизней! Я сражался за свою жизнь, за жизнь тех, кто мне дорог!
- Не хочу вас обидеть, Эвел, но мне кажется, вы прежде всего мстили за свою сестру. Именно это… событие подтолкнуло вас на путь восстания.
- Да, мстил. И мне это удалось. Око за око, зуб за зуб. На войне всё просто – есть друг, и есть враг. За друзей надо сражаться, врагов надо убивать. Всё просто. Ты прав, а твой враг – нет.
Оури кивнула.
- В том-то и дело. Всё слишком просто. На самом деле всё сложнее. После победы все проблемы вылезли на поверхность. Эвел, вам ведь тоже не нравится нынешняя власть… или я ошибаюсь?
- Мон Мотма? Да она нихрена ничего не решает уже, там сплошные интриги. В Альянсе всё было по-другому, - махнул рукой Готас.
- Вот видите. Разрушать всегда легче. Империя, хотя и была милитаризованной донельзя, всё же была государством мира, войн не было, пока не появились повстанцы.
- Именно. Войн не было, пока… Пока! Не во всяком мире можно жить.
- Надо менять что-то изнутри, мирным путём.
- Как Империя родилась, так и сдохла, вместе с Палпатином.
- Ну, во-первых, не сдохла…
- Эти остатки я за империю не считаю. Что наши, что Пеллеон – грызутся друг с другом за место в Галактике, как стая массифов. То дерутся, то мирятся. Власти играют – народ умирает.
- Тут я с вами согласна, но…
- Хоть в чём-то согласилась, за это стоит выпить! – Готас поднял бокал.
- Вы мне дадите хоть слово сказать? – сердито-шутливо воскликнула Оури, но бокал подняла. Чистый звон соприкосновения затих в почти пустом зале.
- Так вот, - продолжила девушка. – История учит, что систему надо менять изнутри. Если её просто сломать, не задумываясь о последствиях – на обломках вырастет нечто ещё более уродливое. Это, конечно, не к вам претензия… но Империю нельзя было разрушать. Сколько войн произошло после раскола единого государства, это же ужас! Сколько они унесли жизней!
Разволновавшись, Оури осушила бокал до дна. Готас приподнял бутылку «рэйндропа», предлагая налить, но девушка резко замотала головой и перевернула бокал. Старик налил себе до краёв и принялся гипнотизировать стакан.
- Я неважно разбираюсь в политике, - взгляд Эвела не отрывался от стеклянного цилиндра. – Но я хочу вот что рассказать… Оури, ты родилась на Корусанте?
- Нет, на Кореллии. Мы с родителями переехали сюда пятнадцать лет назад, после Разрушения, когда сюда со всей Галактики приглашали переселенцев.
- А, понятно. Левое крыло Дворца ты не видела, оно как раз тогда было уничтожено. Во Дворец прежде экскурсии организовывали, но часть под левым крылом была закрыта. Так вот, лет двадцать назад встретил я здесь на Корусанте кореша, с Алуриона, представляешь? Тоже за Альянс сражался, а потом устроился охранником во Дворец. Так вот, говорит он мне: «Хочешь, покажу кое-что интересное?» И провёл меня туда. Тюремные камеры, куда свозили всех, кто не попадал под юрисдикцию местного правосудия. Врагов режима то есть. Огромный, огромнейший комплекс! Два десятка ярусов, несметные тысячи дверей, всё это убегает вдаль, пока не сжимается в точку. Стоя внизу, ощущаешь себя букашкой в ангаре. И вот что я подумал – эту проклятую махину не сломить изнутри. Не сломать снизу. Только уничтожив верхушку, можно на что-то надеяться.
- Уничтожение вершины айсберга ничего не даёт. Сейчас, думаете, всё принципиально по-другому?
- Да мне плевать, что там сейчас. Я знаю одно – за одной из этих дверей находится стена. Неприметная, серая, гладкая. И эта стена – последнее, что моя сестра видела в жизни.
- Вы специально накручиваете себя. Надо забыть об этом, это прошлое, и его не изменить.
- А что мне остаётся, кроме воспоминаний? Смотреть на тот бардак, что сейчас творится?
- Я не пойму вас, Эвел, - девушка потёрла виски. – Вы против Империи, против Республики, против Пеллеона. Вы хоть в одном государстве будете довольным?
- Я шестнадцать лет своей жизни жил при Старой Республике. Вот за это славное время я и боролся.
- Не такое уж и славное было – слабое государство, коррупция. Просто воспоминания детства всегда такие. Я Кореллию тоже вспоминаю, как размытый образ бесконечного счастья.
- Я не был ребенком в то время! – чуть возвысил голос Готас. – Мне было шестнадцать. Я с десяти лет в полях. Трудился и видел плоды своего труда. Как и другие. И никто нам не мешал, не указывал, как жить.
- И при Империи многие неплохо жили, и сейчас таких много. Вы просто оказались не в то время не в том месте.
- А может наоборот, в том? Родилась бы ты, Оури, были бы живы твои родители, если бы ситуация не изменилась?
- Да, - уверенно кивнула девушка. – К ним не было причин докапываться. Они не были изменниками или кем-то подобными.
Готас, который как раз делал очередной глоток, поперхнулся и закашлялся. Девушка испуганно съёжилась.
- Ой, извините, я не имела в виду…
- Барышня, за языком следите!! – на грохот неожиданно громкого голоса ветерана обернулся даже задремавший бармен, облокотившийся о стойку. – Моя сестра не была изменницей! И я не изменник! Я сражался за свою родину! И за Республику! За свободу! Да, за свободу - для меня это слово кое-что значит, не то, что для вас, поколения молокососов, родившихся уже после…
- По крайней мере, у нас открыты глаза, чтобы оценить всё с точки зрения истории, исторической справедливости, а не одной из сторон! – девушка тоже повысила голос.
- Да в гробу я видал вашу справедливость! Нет её, барышня! Есть друзья, и есть враги. Вот и вся справедливость. Валяйте, изучайте дальше бумажки в этой вашей Академии. Умники выискались, тоже мне! Да если вы к власти придёте, вы хуже Палпатина будете! За цифрами людей не видите.
- Ну вот, пошли обобщения и навешивание ярлыков, - закатила глаза Оури. – Извините, Эвел, этот разговор бессмысленный. Я, пожалуй, пойду.
Девушка встала. Готас откинулся на спинку стула.

- Конечно бессмысленный, я ведь тебе про людей, а не про цифры толкую, да? А вы, историки, в этом ни хрена не смыслите. И… Ладно, оставим это. Садись, Оури, не буду больше тебя своими бреднями мучить.
- Дело не в этом. Разговор стал неконструктивным. Да и домой мне пора, засиделась я за нашей занимательной беседой. Всего доброго.
Оури направилась к выходу, потянув за собой за ремешок сумочку-косметику, которая поплыла за ней на репульсорах.
- Оури! – окликнул её Готас. – Да постой ты! Давай я тебя провожу, ведь поздно уже, такси не поймать.
- Вы ведь первый раз в этой кантине, да, Эвел? А я здесь часто бываю, живу неподалёку. Так что спокойно справлюсь сама, не стоит беспокоиться.
Оури прошла сквозь силовое поле входа и исчезла в струях дождя.
Инвалид оглянулся. Дроиды уже протирали столы в пустом зале, бармен наводил порядок за стойкой. Музыку выключили, лишь раскаты грома с улицы нарушали тишину. Готас разом осушил стакан, вылил в него остатки «рэйндропа», и вторым залпом уничтожил напиток. Поставил локти на стол, низко опустил голову и впился обеими пятернями глубоко в клочковатую седину волос.

***

Выйдя из бара, Оури зашагала по скудно освещенной улице, пытаясь активировать зонтик. Бесполезно – поле так и не возникло; видимо, сели энергоэлементы. Девушка в раздражении выбросила дешёвую поделку в ближайший мусоросборник и смирилась с властью дождя. Она всё ещё пребывала в негодовании от разговора в «Волне». По крайней мере, она всё сделала правильно, уйдя прежде, чем могла бы высказать бедному старику ещё кучу малоприятных для него вещей.
Есть только враги и друзья, ну надо же! Первобытное мировоззрение. Этот ветеран навечно застыл на своей войне, не понимает современных тенденций. Тенденций, которые мало-помалу, но ведут Галактику вперед. Да, жизнь потрепала его, но это не значит, что теперь все вокруг него стали его врагами. Война окончена. Сейчас идёт другая война – за взаимопонимание, и постепенно в ней одерживаются первые победы. Которые, скорее всего, будут намного важнее для будущего, чем Эндор.
Оури, вымокшая уже насквозь, свернула в один из коротких тёмных переулков, намереваясь выйти на набережную. И когда она уже подходила к выходу из узенького переулка, перед ней от стены отделилась какая-то тень. Девушка сразу же развернулась на сто восемьдесят градусов, быстро пошла обратно… и из дождя выступили ещё два силуэта.
Девушка застыла как вкопанная, сердце забилось, словно молот, гулко отдаваясь в висках. Три человека (один сзади, двое спереди) не торопясь, подошли ближе. Вернее, два человека и тви’лекк. У каждого в руках блестели мокрые от дождя лезвия. У Оури в глазах потемнело, она едва не падала в обморок.
Нет.
Этого не может быть.
Не сегодня.
Не с ней.
Почему она? Нет никакой причины.
Почему она не осталась в баре? Почему вообще вышла сегодня из безопасного дома?
Эту ситуацию как-то надо исправить. Всё не должно быть так.
Один из людей угрожающе прорычал:
- Закричишь или попробуешь бежать – будешь валяться тут, издыхая в луже крови. Тебе ясно?
Оури закивала, глаза её испуганно бегали, ища выход. Она до сих пор не верила в реальность происходящего. Нет. Она ничего не сделала. За что?
- Давай сюда сумку и комлинк, снимай все украшения.
Оури, безуспешно пытаясь унять дрожь в руках, нарочито медленно начала доставать из поясного кармана комлинк. Должен быть какой-то выход. Её не столько угнетал сам факт потери ценностей, сколько унижение. Унижение от того, что она оказалась слабой перед лицом сильных. Факт того, что она жертва, а не хозяйка ситуации, как было до сих пор.
- Быстрее! Или тебе помочь, полоснув по морде?!
- Ник, - подал голос стоящий сзади. – А девочка ничего. Может заберем с собой? Жалко ведь убивать просто так, давай позабавимся сначала.
Оури окаменела, не могла сделать ни одного движения. Губы раскрылись, но голосовые связки отказали.
- П... пожалуйста, - беззвучно шептала она. – Отпустите, пожалуйста.
Предводитель, громила по имени Ник, склонил голову набок, что-то раздумывая, когда за его спиной раздался знакомый хриплый голос:
- Что тут происходит?
Ник молниеносно обернулся, выхватив из кобуры небольшой бластер, который он направил на Готаса.
- Вали отсюда, отец, пока жив.
За ответным действием старика не уследил никто. Взмах плаща, брызги капель – и в руке оказался огромный бластер военной модели, глядящий на Ника.
- Сынок, ты уж повежливей с ветераном.
Остальные бандиты застыли со своими ножами, глядя на Ника и Готаса. Инвалид направился к Оури мимо Ника и тви’лекка, не сводя прицел с главаря. Тот попытался шагнуть, загораживая дорогу, но Готас вытянул руку с бластером чуть дальше – «не стоит!»
- Старикан, тебе труба. Твоё тело даже не найдут, - Ник тоже не сводил бластера с Эвела. Тот ничего не ответил, подошёл к Оури и остановился.
- Сейчас будем мочить. Обоих, - пообещал Ник.
- У тебя есть одна попытка, чтобы слинять отсюда, - голос Эвела был тихим, но странное дело – в нём слышалась такая скрытая угроза, какой не было даже в рыке бандита. – Я шпану типа тебя валил, когда ты ещё в песочнице игрался.
- Что?! – изумился Ник. – Ты угрожаешь мне? Да я тебя на лоскуты порежу живьём.
- Беги отсюда, – едва слышно прошептал Готас девушке. – Беги!
Но Оури застыла, словно статуя, в шоке.
- Ты бы сначала бластер зарядил, герой, - усмехнулся старик. – На какой свалке его откопал? Купить рабочий кишка тонка? А вот это неверное движение. Назад, или я снесу ему башню.
Последние слова относились к стоящему сзади бандиту, который начал было вытягивать руку с ножом. Тот отпрянул.
- Бластер заряжен, отец. Сейчас ты в этом убедишься, - в голосе Ника, кроме тщательно отточенной показной злости, почувствовалась и… нервозность. Отчего? Оттого, что старик был прав, или оттого, что громила был готов сорваться и начать перестрелку?
- Беги, - снова прошептал Эвел, затем продолжил во весь голос. – Не капай мне на мозги, дрох пууду. Или стреляй, или сваливай. Потому что тогда буду стрелять я. Пять. Четыре. Три.
Всё произошло молниеносно. Все трое грабителей сорвались с мест и, пригнувшись, разбежались по теням, уклоняясь от возможных выстрелов. Стоявший сзади пронёсся мимо Готаса, и троица сбежала в направлении, откуда пришёл Готас. Гулкое эхо шагов вскоре растворилось в шуме дождя. Оури, словно очнувшись от какого-то заклятия, побежала в противоположную сторону, на набережную, побежала со всех ног, словно именно сейчас от этого зависела её жизнь.
Эвел остался один посреди переулка. Бластер всё ещё был направлен вослед убежавшим бандитам. Капли, стекавшие по лицу и попадавшие в рот, стали солёными от пота. Хмель как рукой сняло.
- Есть только друзья и враги, - одними губами наметил Эвел слова. – Всё просто.
Старик не двигался. Прошла минута, две. Вытянутая рука с бластером задрожала под весом оружия. Только под весом оружия, повторил себе Готас. Только от этого. Он наконец опустил руку, убрал бластер под плащ и вышел из переулка на набережную.
За краем пропасти рокотало невидимое отсюда море, с его голосом соперничал дождь, выбивавший дробь по тротуару. На ярко освещенной набережной не было ни души, здесь безраздельно царствовал вездесущий дождь. Готас, прихрамывая, подошёл к витрине одной из лавок, всмотрелся в своё отражение.
Падающий сверху ядовито-жёлтый свет фонарей превращал его в древнего старца, морщины были глубже, чем каньоны Корусанта. Но перед глазами любой внешний свет был бессилен. Там горел внутренний огонь, который не могли погасить ни жестокие войны, ни не менее жестокие годы мира. Огонь, пробивающийся сквозь чёрноту повязки на пустой глазнице. Огонь, пугающий врагов, и привлекающий друзей. Огонь правды. Правды, которую так часто пытались опровергнуть те, с кем он встречался на своём пути. Правда, которая не была логичной, не была прогрессивной. Но которая была правдой Готаса. Другой у старика не было.
Эвел Готас долго смотрел сквозь своё отражение куда-то вдаль. Дождь постепенно стихал. Старик закрыл глаз.
Картина, которая предстала перед ним, почти ничем не отличалась от реальности. Ночная набережная, умытая только что окончившимся дождём. Только один штрих дополнял картину до совершенства – Оури стоит рядом.
«Спасибо», - тихо говорит она.
«Наверное, всё же стоит проводить тебя домой», - улыбается Эвел.
«Только больше никаких разговоров о политике», - улыбается в ответ девушка.
«Договорились. И никаких воспоминаний о прошлом».
Старик и девушка медленно идут по набережной.
«Не представляю, как вам удалось пронести бластер в кантину. Там стоят детекторы».
«Они реагируют на заряд».
«Вы хотите сказать?..»
«Энергоячейки уже двадцать лет покоятся на дне самой глубокой реки Алуриона. Война окончена, Оури. В этом ты права».
Какое-то время они идут молча, вдыхая свежий ночной бриз, слушая дыхание волн.
«Если хотите, можем зайти ко мне домой, Эвел. Вы промокли насквозь. Я приготовлю вкусный чай и…»
«Нет, нет, и ещё раз нет, Оури. Спасибо за приглашение, но наше путешествие закончится у порога твоего дома. Дальше у меня своя дорога».
«Жаль. Правда. До моего дома отсюда всего полчаса пешком».
«Это хорошо. Не пять, не десять минут. Целых полчаса!» - восклицает Готас.
«Ну… да», - смеется Оури. – «С этой точки зрения это хорошо. Похоже, вы превращаетесь в оптимиста, Эвел».
«А что мне ещё остаётся?» - Эвел и Оури переглядываются. Во взглядах читается… нет, не понимание. Не единение, не привязанность, не любовь. Просто – симпатия. Не так уж и плохо для этого места и времени, посреди враждебной ночи, таящей в себе все опасности мира.
В воображении Готаса путешествие продолжалось. Но затем картина померкла, отступив перед звуком шагов, донёсшихся из реальности. Шаги приближались.
Готас открыл глаз. Он всё так же стоял перед своим отражением. Со спины к нему приближался размытый в каплях витрины силуэт. Шаги приблизились вплотную и смолкли, словно боясь спугнуть тишину.
- Спасибо.

***

Крошечная капелька, беззащитная в своём падении перед воздушной стихией, всё-таки достигла спасительной поверхности моря. Капля тут же погрузилась вглубь, пребывая в восторге от бурных течений и величия этого прозрачного мегаполиса. Но перед тем, как навсегда закружиться в бесконечном танце с миллионами новых друзей, она кинула мимолётный взгляд ввысь, туда, где холод и тьма покрывали дрожью поверхность моря. Капелька ждала прибытия спутника, с которым судьба устроила ей мимолётную встречу на карнизе. Но дождь закончился и все капли, кто не сумел достичь моря, отправились в прошлое.
Прошлое, которое не вернуть.
Прошлое, которое не забыть.

Эвел Готас: На Алурионе нет дождей


Vae Victus (Горе побежденным).
Ливий

1. Прошлое, которое не вернуть

На Алурионе нет дождей.
На первый взгляд это странно – ведь большую часть планеты занимает океан. Лишь два крохотных континента (а вернее, два больших острова) миллиарды лет назад выступили из вод, дабы стать пристанищем людям, некогда заселившим эту планету. Крайне влажный климат; джунгли, простирающиеся на многие сотни километров; частые туманы – налицо все признаки жарких тропиков. Но круговорот воды таков, что все дожди проливаются над океаном. Осадки на материках бывают очень, очень редко. Практически не бывают.
«Повторите это сейчас», - подумал Эвел, силясь что-то разобрать в кромешной тьме ночи, пытаясь что-то услышать сквозь оглушающий шум ливня. Сержант Эвел Готас стоял под козырьком подъезда одного из зданий, нервно вдыхая наполненный влагой воздух.
Ливень сумасшедшей барабанной дробью бил по жестяным карнизам, водопадами низвергался по водосточным трубам, реками тёк по асфальту улиц Аклии, столицы государства-континента Иуаллы. Несмотря на то, что сумерки только недавно сгустились, темнота уже вовсю вступила в свои права. На затянутом тучами небе не сияла ни одна звезда. В залитой дождём Аклии не горел ни один огонёк.
На Алурионе всегда тепло.
Если где-то в Галактике и существовал рай, в который верили некоторые религиозные конфессии, то Алурион и был тем раем. Соблазнительно откровенные наряды местных красоток не были данью моде. Просто любой, кто напялил бы на себя больше необходимого минимума одежды, тут же прослыл бы чудаком. Воздух Алуриона не обжигал лёгкие ни жаром, ни холодом. Он согревал тело и душу. По земле можно было ходить босиком, можно было круглый год засыпать на открытом воздухе, круглый год можно было купаться в тёплых морях.
Повторите это сейчас.
Эвел дрожал, не в силах унять озноб. Нет, по-прежнему было тепло, но Готаса это не спасало. Крепко сжав челюсти, чтобы прекратить стук зубов, он смотрел, как над крышами трёх- и четырёхэтажных домов столицы бродят по небу призрачно-синие лучи прожекторов. Далеко, почти на горизонте. Вот один из них ушёл совсем уж куда-то вдаль и уткнулся в гигантский столб коричневого дыма. Опять яма смолит.
Происхождение огромных смоляных шахт было природной загадкой. Ни один исследовательский прибор не смог достичь их дна. Всё живое и неживое по пути плавилось и сгорало при невообразимых температурах недр, превращаясь в пепел. Получалось, что случайно (или неслучайно) упавший туда так и не заканчивал своего падения. Падение в вечность – так назывался наиболее распространенный на Алурионе способ самоубийства. Иногда эти ямы «просыпались», целыми днями испуская исполинские столбы едкого дыма, которые, к счастью, всегда поднимались вертикально, не образуя угрозы для обитателей планеты.
На Алурионе нет войн.
На протяжении всей многовековой истории оба государства-континента всегда жили в мире. Большей частью местные жители занимались земледелием, с трудом отвоёвывая у джунглей пространство для посевов. Немногие города были скорее похожи на большие деревни. Даже Аклия, уже вполне походившая на город, не щеголяла башнями и небоскрёбами из стекла и металла. Как и оборонительными стенами. На Алурионе нет войн.
Повторите это сейчас.
Ослепительная вспышка на миг лишила Эвела зрения. Сержант пригнулся прежде, чем до него донесся грохот взрыва и осыпающихся кирпичей. Ещё одним зданием в Аклии стало меньше.
За первым последовали ещё три взрыва, один за одним, практически одновременно. Ого, это уже близко, всего в нескольких кварталах. Когда взрывы стихли, ожил комлинк, висящий на поясе фермерских штанов Эвела.
- Сержант Готас на связи.
- Сержант, - искаженному помехами голосу явно недоставало уверенности. – Имперцы прорвались и на южном направлении. Уходите на восток. Сколько у вас людей?
- Из моего отделения выжило лишь трое. А… у нас же на юге были орудия? Что они…
- Уничтожены. Шагоходы уже вступили в город с юга. Скоро будут у вас. Так что покидайте убежище, отступайте к Центральной площади, и дальше, на восток. Эшелоны будут ждать ещё час-полтора, не больше. Мы сдаём город.
Страшная фраза. Безнадежная. Убивающая. Но Эвел всецело доверял штабу, он лично знал людей из командования. Сдаём город… Значит дела и вправду плохи.
- С воздуха прикрытие обеспечите?
- Какое прикрытие, сержант? Мы потеряли все «головорезы». Но их истребители сейчас кружат над западными районами, так что у вас пока тихо. Приказ – отступать на восток. Приказ понят, сержант?
- Так точно.
- Выполняйте. И ещё… Готас.
- Да?
- Мы сейчас не справимся с превосходящими силами. Во всяком случае, не в Аклии. Отходите, ребята. Возвращайтесь живыми.
- Вас понял. Конец связи.
Эвел убрал комлинк и некоторое время вглядывался в черноту мертвой столицы, которую, словно лапы мародера, обыскивали приглушенные дождем лучи прожекторов. Затем развернулся и с силой впечатал подошву армейского ботинка в стену, сдирая расслоившуюся штукатурку. Затем ещё раз. И ещё. Сжал кулаки так, что они побелели, пытаясь успокоиться.
Если они сдадут столицу, то больше её не увидят. Уж коли не сумели дать отпор имперским войскам в городских условиях, то далее отборные легионы Империи будут гнать их по всему континенту, пока не уничтожат полностью. Жаль. Уж лучше умереть, защищая столицу. Но – не повезло. Четверо из отделения Готаса, включая его самого, выжило при резне на Северном блокпосту. Теперь им придётся погибнуть где-нибудь в дебрях джунглей, и сейчас они проводят свои последние часы в столице.
Готас зашёл в здание и, в потемках ощупывая стену, спустился в подвал. Тусклый свет лежащего на полу фонаря очерчивал три фигуры. Тим, Ваккер и Беру сидели, прислонившись к голой бетонной стене.
- Мы уходим из города, - сообщил Эвел. – Общее отступление на восток. Подъём, ребята.
- Кто-нибудь ещё с Северного выжил? – спросила Беру, обратив к Готасу грязное лицо, на котором чистыми дорожками выделялись следы недавних слез.
- У меня нет сведений, - покачал головой сержант. – Возможно, на Центральной площади встретим кого-то. Выдвигаемся туда. Затем оставляем столицу.
- А что на Южном? – вступил в разговор Тим.
- Пал.
- Сколько всего войск в столице? Может, попытаться закрепиться на Центральной? Поставить баррикады, подогнать туда Е-вэбы…
- Тим, у меня есть приказ, - рассердился Готас. – Как и у всех вас. Выполнять!
Проследив, как подчиненные нехотя встали и поднялись наверх, Готас последовал следом. Быть может, он не разозлился бы так, если бы не задавал себе те же самые вопросы, что и Тим. Только что он, бывший фермер Готас, знает о ведении войны? Командованию виднее. Там есть более квалифицированные люди. В лице бывшего начальника полиции города.
Четверка вышла на улицу под проливной дождь. Беру было лучше чем остальным – её комбинезон, позаимствованный в местном отделе чрезвычайных ситуаций, был непромокаем. Впрочем, её это вряд ли сейчас сильно утешало.
- Двигаемся парами, перекрестным ходом, по правой стороне вдоль домов, - проинструктировал Готас. – Тим с Ваккером, я с Беру. У перекрестков не задерживаемся. Огонь не открывать. Заметите кого – залечь и ждать меня. Все поняли?
Кивки голов и только. До «так точно» эти бойцы ещё не доросли. Некогда было учиться муштре.
- Тогда вперёд.
Придерживая бластеры, Тим и Ваккер побежали по улице, едва заметные в тени зданий. Добежали до какого-то навеса, присели – Тим обозревает фронт, Ваккер – тыл. Очередь Эвела и Беру. Девушка не отставала ни на метр. Укрылись около широкой лестницы перед фасадом здания с богатой лепниной.
Архитектурное училище. Куда так хотел поступить Эвел в своё время, но отец не позволил. Ему нужен был помощник на полях. Интересно, а в 35 лет туда принимают? Хотя вряд ли теперь хоть кто-нибудь переступит порог этого здания.
Снова их с Беру очередь. Вперёд, вперёд. Два квартала, три. Десять. Двадцать. Горячее надсадное дыхание. Ободранные колени. Насквозь промокшая одежда, слипшиеся от грязи волосы. Холодная тяжелая сталь в руках. И непрекращающийся тревожный шорох дождя.
Сорок кварталов.
Впереди уже виднелось зарево искусственного света – судя по всему, на площади пока было спокойно, звуков боя не доносилось. Уже почти пришли. Ещё каких-то 300-400 метров – и они у своих. Дома.
«Не дома» - поправил себя Готас. «На пути к отступлению».
И в это время послышался низкий, еле слышимый гул. Из-за эха казалось, что он окружает бойцов со всех сторон. По мере приближения гул усиливался, медленно переходя на более высокие ноты.
- Это с Запада, – определила Беру. - Что это?
По знаку Готаса Тим и Ваккер перебежали к сержанту. На Ваккере не было лица.
- Бомбардировщики, - сообщил он.
Ваккер жил в поселке рядом с имперской базой, и этот звук был ему хорошо знаком. Это не истребители. Именно бомбардировщики.
- Машин шесть, я думаю. Три звена, - уточнил Ваккер.
Все четверо смотрели на запад – но там пока была лишь тьма. Глаза ничего не видели. Зато тело чувствовало. Земля завибрировала. Гул разрывов раздался внезапно и звуки отдельных взрывов из него практически не выделялись – всё сливалось воедино. Грохот быстро приближался.
- Они ровняют всё с землёй, - прошептал Тим.
Готас достал комлинк и поднёс к губам. Но не успел он его включить, как со стороны площади взревела сирена. Сержант убрал комлинк под удивленные взгляды бойцов.
- Они уже знают, - пояснил он.
- А как же мы? – нервно спросил Тим. – Что делать нам?
- А вот это уже решать нам. В штабе и без нас забот полно сейчас. Мой приказ – к площади. Бегом! Со всех ног, мать вашу!
Лёгкие взбунтовались, изнывающие мышцы требовали остановиться хоть на миг, ноги подкашивались. А сзади нарастал страшный грохот взрывов и визг бомбардировщиков. Звук смерти. Теперь к ним прибавились ещё и вспышки, каждая из которых высвечивала на мостовой перед бегущим Готасом его силуэт.
Не успеть.

- Стоять!! – рявкнул он остатками воздуха. Дважды повторять не пришлось. Его бойцы были растеряны. Так не хочется умирать. Даже если знаешь, что это неизбежно.
Думай. Думай!
- В подвал вон… вон того дома? – предложил Ваккер, пытаясь восстановить дыхание.
- Завалит… Не пойдёт.
- Так что, сержант?!
- Думаю!
Вот и они. Отблески в небе, над самыми крышами домов. В лучах света с площади (такой близкой, но недосягаемой!) их было видно очень хорошо. Двойные корпуса. Загнутые панели. Идут в ряд. Пять машин. Странно. Одно звено неполное.
Ещё одна серия взрывов, и теперь бомбардировщики летели на фоне пламени, взметнувшегося в небо. Посланники смерти. Спасения нет. После себя они оставят лишь мертвую полосу.
Четверка застыла, словно в гипнозе. Человек бессилен, когда видит лик смерти. Безупречно четкий и беспощадный.
Но лик смерти потерял свою четкость, когда центральная машина взорвалась. Не дойдя каких-то 50 метров до Эвела сотоварищи, строй смешался, перегруппировываясь. И ещё один бомбардировщик полыхнул, разбрасывая обломки.
Что за дела?!
Взгляд Готаса метался, пытаясь выявить среди ДИС-бомбардировщиков очертания Z-95 или может даже Х-крыла. Нет. Только четыре имперских машины.
Четыре?! Но ведь две из пяти взорвались!
Всё верно. Присоединился ещё один. Поняв в чем дело, Готас быстро выявил его. Тот кружился, словно сумасшедший, уходя из-под огня остальных трёх, снижался в самые переулки, взмывал ввысь. Пилот управлял тяжелым бомбардировщиком так, словно это был истребитель. Добром это не кончится.
- В укрытие!! – опомнился Готас, когда шальной луч ударил в землю в трех метрах от них. Бойцы засели за выступом здания, но всё же выглядывали, не в силах оторвать глаз от боя. Не веря, что они ещё живы.
Ещё один сбит на восходящей траектории; горящие обломки, словно фейерверк, рассыпались веером. Ваккер и Беру радостно вскрикнули.
- Это наш? – спросил Тим.
- Насколько я знаю, у нас там нет шпионов, – ответил Готас. По крайней мере, его друг из штаба (и из родной деревни) ничего не упоминал накануне. Наоборот, сетовал на отсутствие осведомителей. – Тем более среди пилотов.
Трофейный? Ещё менее вероятно.
Один из оставшихся двух оказался крепким орешком. Он устроил с «ренегатом» настоящую дуэль, другой не успевал реагировать на их маневры. Зато попался под огонь одиночки и превратился в огненный шар. Один на один… и продолжается бесконечно длинная дуэль. Очередной вираж-разворот… и луч лазера срезал одну из панелей «пришельца».
В кабине у того что-то вспыхнуло. Визг его движков резко понизил тональность, превратившись в отрывистый лай. Бомбардировщик, вращаясь как волчок, полого врезался в крышу одного из высоких зданий, пробил её, но вылетел наружу, разрушив стену, отскочил ещё от одной крыши и скрылся за домами соседней улицы. Звук падения огромной массы металла… но взрыва нет.
Оставшийся бомбардировщик развернулся и полетел на запад, поднимаясь, пока не скрылся за низкими тучами. И снова только шум дождя, который наконец-то начал немного стихать, разрывал тишину Аклии.
- Ух ты ни фига ж себе… - протянул Тим. Остальные мысленно с ним согласились.
Готас думал. Он ненавидел дилеммы. В каждой из них он всегда принимал неправильное решение. И зачем ему только дали отделение?!
- Он рухнул недалеко отсюда, - сказал он. – Возможно пилот ещё жив. Надо разведать.
- Что?! – воскликнул Тим. – Идти обратно? Атака может в любую минуту возобновиться. До площади рукой подать, а здесь мы беззащитны!
- Это может быть один из наших! – парировал Готас.
- Какой у нас приказ, Эвел? – спокойно спросил Ваккер. – Вы говорили, что идти к площади?
- Я сообщу штабу о новых обстоятельствах, - глядя в глаза Ваккеру, настойчивым голосом ответил Готас. Он потянулся к комлинку… и застыл, не донеся руку.
Кто он такой, чтобы решать судьбу этих троих, которые уже дважды ушли от смерти? Бог-Алурион? И самое главное – чего он от них хочет? Неужели их смерти?
- Ваккер, - решил Эвел. – Ты прав. Принимай командование. Без проволочек – к площади. Я – к упавшему бомбардировщику, - и, увидев, как все одновременно начинают открывать рты, добавил. – Возражения не принимаются. Ваше место – на площади. А себя я имею полное право подвергать риску. И ответственность возьму на себя.
- Я с вами, - Беру капризно поджала губы.
- Нет, Беру. Возражения не принимаются. Увидимся на площади. Вперед.
Проследив, как троица скрывается за изгибом улицы, Готас повернулся в другую сторону и, соблюдая осторожность, мягкой бесшумной рысцой побежал на запад.
Когда он свернул в переулок, сердце его упало – посреди дороги, догорая, лежали обломки бомбардировщика. Ни одного куска размером больше табуретки. Гиблое дело. И только потом он заметил металлический отблеск чуть дальше в переулке, тут же поняв, что это и есть объект его поиска.
Машина, за исключением левой панели, была цела. Она лежала на боку, покореженная, с выбитыми транспаристиловыми иллюминаторами, но – целая. Эвел приблизился и, держа в одной руке бластер, открыл верхний люк. Приборы не светятся. Ни черта не видно.
Сержант включил фонарь – пилот был внутри. Сидел пристёгнутый в завалившемся набок кресле, без движения. Чёрный шлем, чёрный комбинезон. Отсюда ран вроде бы не видно. Интересно, где они в кабине держат оружие?
- Эй! – оклик Эвела остался без ответа. Готас ткнул пилота стволом – ноль реакции. Тогда боец по пояс залез в кабину, снял с того шлем, толстыми трубками соединенный с заплечным ранцем.
Пилот смотрел прямо на Готаса. Залитое кровью лицо. Рваная рана на скуле.
Мертв.
Эвел начал обшаривать комбинезон, и тут пилот моргнул. Сержант отпрянул, взяв пилота на прицел.
- Живой?! Ты… ты кто такой?
Пилот как-то странно усмехнулся, снова моргнул, ресницами стряхивая заливающую глаза кровь.
- Назови себя, слышишь! Ты из наших? – уже более уверенно продолжил Эвел.
- Из каких ещё «ваших»? – хриплым вялым голосом ответил пилот. – У меня больше не осталось «наших».
- Ты алурионец? Ранен серьёзно? Идти сможешь?
- Лейтенант Империи я, ясно? - всё тем же безразличным тоном продолжил пилот. – Убей меня и дело с концом.
Что он несёт? Умом двинулся? А кровь из раны всё хлещет. Долго он так не протянет. Где он вообще сумел так приложиться, ведь шлем не повреждён? Или… ещё до вылета?
- Где у тебя тут аптечка… лейтенант?
- Убей меня.
- Да отвечай же ты, придурок! - разозлился Готас. Пилот лишь отвернулся от него. Сержант снова сунулся в кокпит, следя за пилотом, но тот не предпринимал никаких действий. Просто сидел, периодически слизывая кровь с губ. Вот она, аптечка – под креслом! Там же и ствол. Бластер – в карман, бакта-пластырь – на скулу раненому. Пилот сделал вялую попытку уклониться. Не получилось. Готас с удовлетворением оглядел результат. Ну вот, будем жить!
- Идти можешь? Попробуй выбраться из кабины.
- Ты глухой, боец? – усмехнулся пилот. – Никуда я не пойду. Пристрели меня и топай отсюда.
- Я не убью тебя, - пообещал Готас. – Но буду медленно калечить. Сначала прострелю ногу.
- Валяй…
Готас, сжав зубы, выстрелил. Пилот заорал, схватившись за лодыжку.
- Ах ты!!!... Мятежное отродье!! Убей, не мучай! Или я тебя сейчас сам голыми руками задушу!
- Давай, - разрешил Готас. – Вылезай из кабины и души.
- Ну ты и… - сквозь зубы процедил пилот, яростно глядя на Эвела. Отстегнул ремни, сбросил заплечный ранец со шлемом, выбрался из кабины и плюхнулся на мокрый асфальт. Встал, намереваясь прыгнуть на Готаса… и тут же с криком снова повалился на землю.
- Скотина! Ты мне кость повредил. Думаешь, я теперь куда-то с тобой пойду?
- Я помогу тебе дойти. Ты спас мне жизнь.
- Дойти куда, мать твоя банта?!
- Туда, - махнул рукой Готас в сторону площади. – Там наши.
- Да плевать мне на «ваших»… - голос пилота снова стал тусклым. Но он всё же начал подниматься. Принял предложенную Готасом руку. Оперся на его плечо. После нескольких шагов отстранился и попробовал пройтись сам.
- Микротрещина где-то, - поморщился пилот. – Надеюсь, эта твоя площадь близко?
- Будешь совсем плох – подстрелю вторую ногу для симметрии, - усмехнулся Готас. Пилот одарил его тяжелым взглядом.
Они двинулись по переулку. Однако, сделав всего несколько шагов, имперский лейтенант снова остановился.
- С Северного кто-нибудь выжил? – тихо спросил он.
Готас задумался. Беру он обнадежил, сказав, что кто-то ещё может добраться до площади. Но это была неправда. Он всё видел предельно ясно.
- Я. И ещё трое.
- Как их зовут?
- Тим, Ваккер, Беру. Фамилии их…
- Не важно. Ещё кто-то выжил?
- Нет.
- Ты уверен?
- Абсолютно.
Пилот некоторое время стоял, покачиваясь под дождем. А потом ничком свалился на асфальт, распластавшись, и завыл. Завыл, как воет зверь перед смертью. Перевернулся на спину, смотрел в небо и выл.
Жуткое зрелище. Пилот Империи, воющий на невидимые за тучами луны.
Готас окончательно уверился в том, что перед ним – сумасшедший. Хотя… кого сейчас можно было назвать нормальным?
Истерика закончилась на удивление быстро. Пилот сел, вытер с лица кровь, уже основательно растворенную дождем. Встал, крякнув от боли в ноге.
- Веди, боец.
- Кто тебя интересует с Северного? Я многих знаю. То есть знал…
- Веди, боец!
- Меня вообще-то зовут Эвел.
- Безумно рад.
Готас пожал плечами и пошёл вперёд. Пилот поплелся за ним. Теперь, когда лицо не было покрыто кровью, стало видно, что он довольно молод. Лет на десять моложе Готаса.
- Тебя-то как звать?
- Меня не надо звать. Просто приведи и сдай своим. Может, сразу же расстреляют.
- Надеюсь, что нет. Ты спас жизнь мне и моим людям. Здорово ты там в небе сражался! Я даже…
- Ещё раз заговоришь об этом – я развернусь обратно, - прервал Готаса пилот.
Некоторое время они шли молча.
- Кто командует прибывшими войсками? – прервал молчание Эвел.
- Адмирал Крайн.
- Ого!
- Наслышан?
- Ещё бы. Н-да… это не Джигрэм.
- Все они там одинаковы… - неопределенно обобщил лейтенант. – Не волнуйся, Аклию пока только местный гарнизон штурмует. Высадившиеся войска ещё не добрались сюда. Вот доберутся – тогда и похохочем.
- Спасибо, обнадежил, - буркнул Готас.

Площадь встретила их ярким светом и возбужденным шумом. Толпы солдат, огромное число раненых. Кое-где женщины и дети (откуда?! все должны были покинуть столицу). Ближе к восточной стороне площади – длинные ряды тел, накрытых с головой брезентом. Тима и остальных нечего даже и пытаться искать в этом огромном муравейнике.
Прожектора соседствовали с открытым огнём горелок, у которых пытались согреться не привыкшие к такой погоде алурионцы. Хоть дрожь большей частью была нервная, а не от холода. Никакого намека на укрепления и баррикады, даже навесов от дождя нет – это лишь сборочный пункт; где-то через полчаса все они, захватив раненых, двинутся на восток к эшелонам. Опоздавшим придется туго.
- Это ваша армия? – насмешливо обернулся к Готасу пилот.
- Да. Мы защищаем нашу родину. Других защитников нет. Что тебя так рассмешило? – нахмурился Готас. Ухмылка сползла с лица пилота. Он отвернулся.
- Извини. Но у вас нет шансов. Зря дергаетесь.
- Насчёт шансов я в курсе. А у тебя много шансов было против тех пяти бомбардировщиков? Ты чего дергался?
- Я сказал тебе, не начинай об этом! – пилот в ярости сжал кулаки. – Ты не знаешь, что там произошло!
- Да? – Готас смотрел в глаза пилоту, не мигая. – Может, ты мне расскажешь, что там произошло, трагический ты наш герой?!
Имперец начал поднимать руку, замахиваясь для удара, но оба застыли. Как и вся площадь.
Чуть слышный рокот. Механический рокот. С юга. Ухающие удары чего-то тяжелого. Словно что-то падает. Часто-часто.
- Приехали, боец, - весело сказал пилот. – Великолепные имперские шагоходы во всей красе. Ура.
- Как они смогли так быстро?.. – растерянно пробормотал Готас. Пилот лишь махнул рукой, отвернувшись.
На площади началась суета. Движение на восток. Неорганизованное. Кто-то пытался забрать раненых, кто-то просто бежал в спешке. Орали на подчиненных немногие оставшиеся в живых командиры отделений и взводов. Пытались навести порядок. «Где-то мои ребята?» - подумал Готас.
Усилия организаторов были бесполезны. Толпа стекалась не просто на восток – в центр площади, намереваясь выйти на широкую восточную магистраль. Образовался затор. Раненые пытались сами встать и слиться с начинавшей паниковать толпой. Имперский лейтенант только качал головой, глядя на всё это. Они с Готасом стояли в западной части площади, где было относительно свободно.
- Хотя бы огни погасили, - бормотал Готас, глядя на яркие прожектора, расставленные по всей площади и освещавшие немалые её участки. – Свет гасите!! Гаси свет!!!
- Бесполезно, - остановил его пилот. – У наших двуногих зверьков есть инфравизоры.
Топот приближался. Уже виднелись за домами неясные угловатые очертания.
- Что же делать? – в замешательстве посмотрел на него Эвел. – Ты подскажи! Ты служил вместе с ними.
- Я пилот бомбардировщика. Хочешь, чтобы я дал совет? Сбрось на них сверху парочку протонок! Это поможет. Сверху у них слепой сектор. Не обстреливается.
- А снизу?! – осенило Готаса.
- И снизу тоже. А что ты хочешь пред…
- Я не умру здесь на площади, - приблизившись лицом к лицу, твердо сказал Готас пилоту. – И ты тоже. Такие глупые смерти не для нас. Давай выживем. А потом я тебя собственноручно пристрелю, если захочешь.
- По рукам, - согласился пилот. – Не пристало элитному пилоту погибать от пукалок этих долбоходов. Каков план?
- Бежим к ним!
Прежде чем имперец смог что-то возразить, Готас уже бежал к южному выходу с площади. Пилот, хромая, поковылял за ним.
Шагоход вышел из-за угла дома так неожиданно, что Готас остановился. Вживую он видел эту двуногую машину первый раз. Внушает. Шагоход сдвинулся в сторону, и на площади появился ещё один. Который освободил дорогу третьему. Сколько их всего?!
- Началось, - флегматично заметил догнавший Готаса лейтенант.
Визжаще-ревущие лучи вдарили прямо в центр толпы. Бьют из восьми стволов. Нет, уже из десяти! Что творилось в центре, Готас не видел. Но слышал, к сожалению. Хотелось заткнуть уши. Закрыть глаза и броситься на землю, зарыться в неё. Не должен человек сражаться посредством ТАКИХ машин.
- Ну что, боец? – пилота происходящее, похоже, не трогало. – Куда ты собирался бежать?
Готас несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. На лице, озаряемом всполохами лучей, появилась решимость.
- Попытайся не отставать.
Повстанец и имперец, набирая скорость, побежали к шагоходам. Шесть машин. Двигаются косым строем. Надо сдавать вправо, к ближайшим. Ещё правее. Лучи лазеров всё ещё летели вдаль, в мясорубку центра площади.
Эвел и пилот были не одни. Ещё несколько человек бежало к машинам. Орудия одной из них развернулись ниже… и ударная волна отбросила Готаса вправо. Упав на брусчатку, он ошарашено смотрел, как вокруг падают обгоревшие куски мяса. Где этот лейтенант?!
Вот он, отчаянно бежит к Готасу, рыча при каждом шаге раненой ноги. Готас вскочил – вроде в порядке, только в ушах звенит. Махнул рукой пилоту.
- Давай вперёд!! Я в норме!
И снова спринт. Лучи, взрывы, воронки, крики вокруг… Камни брусчатки, бьющие по телу, пепел, летящий в глаза. Звон в ушах, муть в глазах. И лишь одно в сознании – добежать. До двух неподвижно застывших металлических колонн. Шагоходы предпочли остаться на месте, обстреливая основное скопище народа издалека.
Есть! Есть!! Под корпусом, рядом с ногами-лапами. Оба! Но… только они двое. Везунчики. Самая большая удача в жизни Готаса, вне сомнения.
Судя по всему, между экипажами шагоходов шли какие-то переговоры. Две соседние машины развернулись к ним. «Их» машина переступила с ноги на ногу, поворачиваясь туда-сюда – видимо пыталась раздавить. Какое там! Эти «зверьки» (по выражению лейтенанта) выглядели юркими только издали. Неуклюжие боевые машины. Тяжелые и неповоротливые. Эх, сюда бы парочку гранат! Но гранат у Готаса не было.
Эвел сдернул с плеча бластер, выставил максимальную мощность, и с криком «Сдохни, курица ощипанная!» за несколько секунд выпустил весь боезаряд в брюхо «курице». Итогом его атаки стало лишь опаленное пятнышко на броне машины.
- До… доволен? – согнувшись пополам и пытаясь отдышаться, поинтересовался пилот. – Что теперь?
Сержант огляделся. Рядом с крайним шагоходом, под которым они и расположились, начинался квартал; ближайшее здание, всего в 20 метрах, зияло темнотой открытого подъезда.
- Туда, - указал Готас.
- Бесполезно, разнесут здание по кирпичикам… - возразил было пилот, но Эвел уже продолжил «забег». Проклиная всех и вся, а больше всего своего «спасителя», лейтенант побежал за ним.
Их провожали лучи лазеров. Последний попал в стену здания, вызвав обвал входа в подъезд… но беглецы уже были внутри, взбегая наверх через три ступеньки.
- Бесполе… Они всю стену выне… - больше для себя, чем для Эвела, пилот продолжал аргументировать бесполезность «дергания».
Пятый этаж. Шестой. Люк. Крыша.
Оба выскочили, словно из-под воды, хватая ртом воздух. Над ними было лишь небо. Готас тут же начал озираться, ища возможные переходы на крыши соседних зданий. Но остановился, перестал присматриваться и начал прислушиваться. И было к чему.
На площади стояла абсолютная тишина.
- Кто выключил звук? – поинтересовался пилот.
И тут звук «включили». Раздалось низкое утробное урчание. Такое, которое бывает в животе. Только сниженное до грани инфразвука. Усиленное до такой степени, что содрогнулась крыша здания, на котором стояли Готас и лейтенант. И шло оно откуда-то снизу.
Готас медленно подошёл к краю крыши, перегнулся через бортик, взглянул на площадь. Центр её был усеян мертвыми телами, но всё же большая часть солдат и беженцев были ещё живы. Они просто стояли, не шевелясь и не издавая не звука. Лишь немногие молча переглядывались между собой. Шагоходы тоже застыли, прекратив огонь.
Ладонями, которыми он опирался на бортик, Готас вновь ощутил вибрацию. Теперь он мог с достаточной уверенностью сказать, что утробные звуки доносились из-под земли.
- Это что, землетрясение? – спросил имперец. – Я слышал отчёты наших сейсмологов, что вроде бы этот район нестабилен, судя по сканерам.
Ответил ему не Готас. С площади донесся чей-то старческий голос, усиленный мегафоном.
- Алурион просыпается!!!
Непонятно почему, но пилот ощутил, как по телу пробежали мурашки.
- Это что за маразматик? – пытаясь приободриться, спросил он. Готас обернулся, его лицо было бледное.
- Алурион просыпается… - прошептал он. – Это кара за наши грехи.
- А если без этой псевдорелигиозной чуши? – закатил глаза пилот.
- Смоляная яма.
- Они далеко, - лейтенант махнул рукой в направлении столбов дыма на горизонте. – Здесь-то что гудит?
- Ты не понял, - голос Эвела дрожал, взгляд был направлен в никуда. – Яма под нами. Алурион просыпается. Новая яма. Последний раз такое было пятьдесят лет назад, на западной оконечности Иуаллы. Видимо, этот старик знает, о чём говорит. Помнит.
- Под нами – земля, - терпеливо пояснил пилот, словно несмышленому ученику. – Аклия, ваша столица. Чертова куча зданий. А так же чертова куча вашего народу и наши чертовы шагоходы.
- Это ненадолго, - практически одними губами наметил Готас слова. Его взгляд наконец-то сфокусировался на лейтенанте, в глазах блеснул огонь. – Это ваши бомбардировщики потревожили Алурион! Это ты и остальные имперцы!
- Что? – изумился пилот. – Да я вообще не бомбил Аклию! Вы что же, построили вашу идиотскую столицу прямо на потенциальной смоляной яме?!
- Она стоит здесь уже сотни лет! И стояла бы здесь ещё столько же, если бы Алурион не потревожила Империя!
- Ладно, не паникуй, боец, - уже более спокойно ответил пилот. – Вроде бы всё прекратилось. А вы сами виноваты со своим глупым мятежом, из-за кото…
Земля вновь содрогнулась. А затем в десяти кварталах к западу величественное здание городской ратуши разлетелось по кирпичикам и вверх ударила тугая струя ядовито-жёлтого дыма.
И тогда на площади началась паника.

- У тебя есть леска?! – Готас старался перекричать шум с площади и оглушающее шипение, идущее с запада. Шагоходы довольно споро развернулись и направились к южному выходу с площади.
Лейтенант вместо ответа указал себе на пояс. Есть. Готас махнул рукой вниз. Пилот зацепился «кошкой» за бортик и скользнул вниз, на площадь. Шесть этажей пролетело мигом. Но приземление вышло неудачным – имперец приземлился на больную ногу, резкая боль стрельнула, казалось, прямо в мозг и пилот потерял сознание.
Готас скользнул по тросу следом за пилотом. Приземлился, увидел того лежащим на земле.
- Ну нет, только это не вздумай, - он наотмашь съездил пилоту открытой ладонью по физиономии. Тот тут же сел, попытался отмахнуться, но быстро пришёл в себя.
- Вставай! Вперёд! – Готас поднял пилота. Тот, опираясь на Эвела, запрыгал на одной ноге – вторая буквально горела от боли. Сержант осматривался по сторонам. Надо на восток – яму прорвало на западе. Но там давка, паника. Тогда – на юг, вслед за ушедшими шагоходами. Быть может, обвал до них не доберется.
Земля сотрясалась уже непрерывно. По площади поползли крупные трещины, в которые осыпалась брусчатка. Сзади послышался звук, словно из бутылки вылетела огромная пробка – посреди площади вырвался столб дыма, разбрасывая комья земли и брусчатку на сотни метров вокруг. Ещё один столб прорвался слева от Готаса. В нос ударил кисловато-горький запах.
Вперед, вперед. Готас пытался бежать, опирающийся на него пилот едва не падал, прыгая, но всё же скорость их была далека от оптимальной.
Земля содрогнулась особенно сильно, и мощная струя дыма, раза в четыре толще предыдущих, ударила в небеса в восточной части площади. На этот раз в воздух взмыли люди, десятки людей. Крики солдат полностью терялись в реве подземной стихии.
Вперед, вперед!
Площадь резко сдвинулась метра на два в сторону и Готас с лейтенантом упали. Эвел тут же вскочил, но пилот остался лежать, зажмурившись, сдерживая крик от боли – он упал как раз на больную лодыжку.
- Вставай, пилот!! – заорал Готас. – Потом отлежишься!
Он протянул руку, но лейтенант ударом отбросил её.
- Да иди ты в задницу!! Дай мне умереть! Оставь меня. Спасайся сам!
- Я сказал, встать!! – Готас попробовал ухватить пилота за плечи, но тот снова оттолкнул сержанта. Тогда Готас замер на мгновение… и точно рассчитанным ударом съездил пилоту в челюсть. «Понесу его бессознательного».
Этот удар должен был вырубить имперца. Но не вырубил. Тот кинулся на Эвела и они, сцепившись, покатились по земле. Центр площади уже целиком заволокло дымом, всё новые и новые столбы дыма рвались в небеса.
Пилот нанёс Готасу несколько ударов, прежде чем тот сумел отбиться и вскочить на ноги. Он и лежащий лейтенант зло смотрели друг на друга.
- Да чёрт с тобой, - Эвел сплюнул кровь. – Подыхай тут. Падай в вечность.
Он развернулся и довольно спокойным шагом, пошатываясь, побрёл к выходу с площади, огибая дымовые колонны.
Пилот откинул голову на жёсткие камни, закрыл глаза, кожей ощущая горячее дыхание недр. Всё. Но лежал он так недолго. С запада послышался новый звук. Достаточно сильный, чтобы прорваться сквозь ядовитое шипение горячего смоляного дыма.
Лейтенант открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как самая дальняя линия домов, которую можно было увидеть отсюда, медленно опустилась вниз. Затем «поехали» дома, что стояли перед ними. В глазах пилота апатия постепенно сменялась ужасом. Приближался конец всего. Пустота. Падение в вечность.
- Готас, - прошептал он. Обернулся – силуэт сержанта неясно маячил в дыму. Эвел ускорял шаг.
- Готас!! – но тот, конечно же, не услышал его. Пилот, издав нечеловеческий рёв, поднялся на ноги. Сделал шаг. Второй. В глазах потемнело от боли. Только не терять сознание! Третий шаг. Боль – фигня. Отключи её!
На четвертом шаге пилот закричал от боли и ярости. Ярости на огонь в ноге, на Готаса, на весь мир. Но сделал пятый шаг. И шестой. Обжигающие вихри шатали его, силясь свалить, яростные порывы ветра били в лицо, не давая дышать.
- Готас!!!
Позади Аклия продолжала осыпаться, целые кварталы падали вниз, исчезая в дыму. Вот обвал достиг площади и её куски, разделенные трещинами, начали опускаться вниз, словно выстраивая лестницу.
Пилот побежал. Своего крика он не слышал – барабанные перепонки почти лопались от рёва бездны, что изнутри пожирала столицу Иуаллы. Лейтенант практически ослеп – всё, что он видел перед глазами, была боль. Он видел её красную пульсацию, и только ненависть к ней гнала его дальше. Он сильнее её! Он не сдохнет, назло всем!!
Эвел добежал до выхода с площади, пробежал какое-то расстояние по улице и остановился. Земля здесь тоже дрожала, но… по-другому. Оно не была пустой. Здесь кончалась яма. Сержант обернулся – по площади, едва не натыкаясь на столбы дыма, чудом не падая, зигзагами бежал человек в знакомом чёрном комбинезоне.
- Вот ч-чёрт, - прошипел Готас. Огромная трещина, прорезавшая улицу поперёк, расширилась, и последний уцелевший ещё участок площади начал полого уходить вниз и назад. Сержант, недолго думая, перепрыгнул расширяющуюся трещину, побежал навстречу имперцу, попытался подхватить его, но тот оттолкнул Эвела и самостоятельно побежал дальше. Эвел бросился за ним. Оба истошно кричали, словно от этого их бег мог хоть чуточку ускориться.
Готас споткнулся, тут же снова вскочил, нагнал пилота, оба одновременно прыгнули через полутораметровый провал. Лейтенант приземлился на ноги, правая тут же хрустнула и неестественно выгнулась. Пилот свалился без сознания. Эвел едва долетел до края обрыва, вцепился рукой в куски асфальта, сдирая ногти, вскарабкался наверх и рухнул на спину рядом с пилотом. Глазами проследил, как стоящий рядом четырёхэтажный дом накреняется и, медленно кувыркаясь, валится в яму.
А потом всё прекратилось. В считанные минуты ветер утих, с последними порывами унося с собой клочки желтого тумана. Вокруг начали проступать очертания окружающего мира.
Повстанец и имперец лежали (живые!) на краю огромной шахты двухкилометрового диаметра, из центра которой в небо неторопливо поднимался густой коричневый дым.
Готас повернул голову, посмотрел на бессознательного лейтенанта. Искусанные в кровь губы. Бакта-пластырь на одной щеке, кровоподтёк от удара Эвела – на другой. Закрытые глаза и спокойно изогнутые брови.
- Что, раздумал умирать, пилот? – слабо усмехнулся Готас.

***

Империя отложила наступление до утра. Это дало возможность отправить эшелоны гравиплатформ на восток. Правда, число отступающих оказалось невелико. Многие остались на площади. Которой уже нет. Беру и Тим сумели выжить. Ваккер до эшелонов не добрался.
Готас подошёл к носилкам, на которых лежал имперский пилот. Взгляд лейтенанта был каким-то непривычно-умиротворенным.
- Оставайся с нами, не эвакуируйся с планеты, - сказал Готас. – Вылечись, сражайся с нами. Тебя здесь будут ценить, твои знания будут полезны нам.
Пилот покачал головой. Готас продолжал смотреть на него.
- Значит, твоя война окончена?
- Моя война никогда не окончится, Эвел, - впервые он назвал сержанта по имени. – Я же ведь начал падать в вечность там, на площади. Вернее, ещё раньше… Но моя война будет проходить в других местах. Это место и это время я попытаюсь забыть.
Готас пригладил мокрые от прошедшего дождя волосы.
- Назови хоть своё имя, лейтенант.
Пилот ухватил двумя пальцами маленького паучка, который карабкался по его рукаву. Но не раздавил его, а, рассмотрев, осторожно опустил в траву рядом с носилками.
- Своё имя я тоже постараюсь забыть.
Готас понимающе кивнул.
- Скажи, Эвел, - замявшись, спросил лейтенант. – Почему?
- Что «почему»?
- Почему ты меня не бросил? Я предатель, я расстрелял свою эскадрилью вовсе не ради твоего спасения, я не просил меня спасать. Мне плевать на повстанцев. Можно сказать, я по-прежнему твой враг.
Эвел задумался.
- Потому что я посчитал это правильным. Не спрашивай меня о причинах, - немного помолчав, он продолжил. – Однажды, когда я ещё был мелким пацаненком, отец сказал мне: «Не бойся раскрыться в драке. Ты в любом случае сможешь себя защитить. Способность раскрыться – удел сильных. Слабые проводят всю жизнь, сжавшись в безопасный защитный комок, отгородившись от мира». Думаю, эти слова и тебе пригодятся. Не уходи в себя, лейтенант. Мир не всегда бывает жесток.
- Мой отец бы с твоим не согласился, - чуть улыбнулся лейтенант.
Пилот и Готас пожали друг другу руки. Носилки с лейтенантом подняли и понесли на гравиплатформу.
Эвел отвернулся и посмотрел на клубы дыма, поднимающиеся в небо на фоне светлеющего горизонта. Аклии не стало. И они бегут на восток. Только Эвел, в отличие от молодого имперского пилота, не забудет этот город и это место. Это прошлое не забыть.
Но это прошлое уже не вернуть.

2. Прошлое, которое не забыть

Две чёрных птицы кружились в лазурно-голубом утреннем небе, ещё хранившем на горизонте розовый оттенок сна. В бесконечной выси не было ни одного облачка. День обещал быть жарким, несмотря на то, что осень уже была в разгаре. Впрочем, разве на Алурионе осень чем-нибудь отличается от лета?
Птицы, ведя какую-то замысловатую игру, спустились пониже и пролетели над самыми верхушками домов Аклии. Вернее, над верхушками того, что осталось от домов Аклии.
Готас, одетый в светло-бежевую униформу, стоял на пригорке и взирал на руины столицы Иуаллы.
Огромная смоляная яма посредине столицы сейчас была спокойна, как и комплекс ям поменьше, расположенный к северу отсюда. Алурион спал. Яма навсегда изменила облик города, хотя и затронула его меньшую часть: около тридцати кварталов, Центральная площадь, городская ратуша – всё это перестало существовать. Природа была безжалостна.
Человек был не менее безжалостен. Вся остальная часть крупного города, простирающегося до горизонта, лежала в руинах. Остовы зданий тянули к безучастному небу кривые арматурины-руки, моля о пощаде. Горы строительного мусора и земли завалили улицы надёжнее иных баррикад. Город, покрытый оспинами воронок, был мёртв, и в сочетании с мирной тишиной ясного утра, в которой лишь птицы выводили свои беззаботные трели, Аклия производила особенно жутковатое впечатление.
Эвел, улыбаясь одними уголками рта, проследил, как птички уселись прямо на землю метрах в десяти от него и принялись что-то выискивать своими длинными клювами в почве, среди битого стекла и обломков кирпичей.
На пригорок рядом с Готасом взобрался ещё один человек, помоложе и повыше, кашлянул, обращая на себя внимание. Эвел задумчиво погладил аккуратную бородку.
- Знаешь, Вальтин, три года назад, когда я покидал Аклию, я уж и не думал, что когда-нибудь увижу её вновь. Судьба благосклонна ко мне, не правда ли? – усмехнулся он.
Вальтин равнодушно оглядел пейзаж. Он был напрочь чужд сентиментальности. Всё, что он сейчас видел – это тысячи нор и укрытий, где может засесть враг. Может, но не засел. Четырёхдневная бомбардировка сделала своё дело. Имперцы отступили. Теперь город был в их распоряжении.
- Так какие будут приказы, господин майор?
Готас обернулся, оценивая достаточно ровную площадку неподалёку. Единственный глаз зорко прищурился. Улыбка исчезла с губ. Глубокий шрам, убегающий под чёрную повязку на пустой глазнице, придавал Эвелу сходство с грубо сваянной каменной статуей, которую не пощадило время.
- Разбиваем лагерь вот здесь, капитан Вальтин, - указал Готас. – Фронт вон вдоль тех куч мусора. Справа чуть сдвинемся назад, чтоб не упереться в то красное здание. К часу должны быть готовы. Координируйте, капитан.
- Так точно, господин майор, - Вальтин поднёс к губам комлинк. – Говорит капитан Вальтин. Второй и третий разведвзводы на позиции. Первая рота – на площадку на два часа, сто метров, остальные за ними. По прибытии докладывать мне лично. Выполнять.
Готас следил, как разведчики, рассредоточившись по местности, короткими перебежками продвигаются вперёд. За спиной майора взревели двигатели. Птицы сорвались с мест и, испуганно хлопая крыльями, навсегда унеслись подальше от этого страшного места. А мгновением позже по месту их прогулки, утрамбовывая почву и разбрасывая огромные комья грязи, проехали исполинские колёса. Два джаггернаута, один за одним, оставляя глубокую колею, ринулись к площадке, выбранной Готасом.
Строго говоря, один из них был нельзя было назвать джаггернаутом. Насквозь продырявленный корпус его, не подлежащий восстановлению, остался лежать в джунглях в ста пятидесяти километрах к востоку, рядом с братской могилой экипажа. Но ходовую часть удалось починить, и техники приладили на неё корпус трофейного четырёхногого шагающего танка, лишив его недействующих конечностей. Получившаяся конструкция больше всего напоминала несуразный пустынный краулер, но при всём при этом она работала, она управлялась. Она спасала жизни тех, кто был внутри.
Вслед за краулерами шла «неподрессоренная» пехота. Около сотни солдат, перепачканные в грязи, перебинтованные. Измождённые лица, потухшие глаза. На многих были детали брони имперских штурмовиков, раскрашенной под камуфляж. У некоторых – шлемы штурмовиков, с которых лазерным резаком была срезана лицевая часть. Солдаты не переговаривались друг с другом; с момента рассвета батальон успел пройти пятнадцать километров по пересеченной местности, и сейчас все мечтали только об одном – лечь. Не раздеваясь, не засыпая, не обедая – просто лечь и лежать.
В центре колонны двигались гравиплатформы с оборудованием и припасами, а за ними шли пленные. Одиннадцать штурмовиков, окруженные жиденьким кольцом алурионцев. Без шлемов, но в белой (когда-то) броне. Один из конвоиров достал фляжку, прильнул к ней потрескавшимися губами, сделал пару жадных глотков, затем передал её ближайшему пленному. Тот сделал глоток, передал следующему, и так далее. У пятого из цепочки конвоир отобрал флягу, встряхнул её, с неудовольствием отмечая, что та почти опустела.
Джаггернауты встали с двух сторон от площадки, под небольшим углом друг к другу, перевели колёса в перекрестный режим и «нарыли» большие кучи земли, чуть ли не по брюхо погрузившись в колею. Высыпавшие из джаггернаутов солдаты начали возводить валы из нарытой почвы. Гравиплатформы образовали ещё одну сторону периметра, с них начали разгружать оборудование. В лагере быстро выросли ряды палаток. Когда майор Альянса Эвел Готас вошёл в командный пункт, там уже было развёрнуто коммуникационное оборудование а над походным столом мерцала голограмма плана местности.
- Командиров рот ко мне, - приказал Готас адъютанту, усаживаясь в раскладное кресло. Поморщился от яркого солнца, которое заглядывало в палатку через распахнутый полог. Время ещё только шло к полудню, но жара уже висела тяжелым маревом над землей. Эвел закрыл глаза. «Сюда бы кондиционер», - подумал он. О раздевшихся почти догола бойцах, которые возводили валы по периметру лагеря, он старался не думать. Выхода нет. Или фигуральная смерть от жары, или вполне реальная – от не знающего пощады луча бластера.
- Господин майор, - адъютант вернулся, а вместе с ним – командиры рот и спецподразделений. Капитан Вальтин тоже был здесь. Готас встал, знаком показывая вошедшим, что рапортовать о прибытии не нужно.
- Ну что, поздравляю вас, господа, - весело прищурился он. – Мы снова в Аклии. Мы первые, кто вступили в неё. А вот радостный ли это факт, или он означает тяжелую работу, мы узнаем из рапорта лейтенанта Корта. Лейтенант?
- Согласно проведённым исследованиям района, - начал командир разведчиков. – активности не наблюдается. Сканеры молчат. Данные позволяют сделать однозначный вывод, что Аклия пуста.
Присутствующие заулыбались. Наконец-то захватчиков выкинули из столицы.
- Тем не менее, как мы и прогнозировали, городские кварталы непроходимы. Требуется расчистка местности, и это займёт не один день. Единственный выход – обойти Аклию с юга.
- На другое я и не рассчитывал, - кивнул Готас. – Наш дальнейший план действий таков: сегодня стоим на месте. Пусть вечером и ночью отдохнут все. Завтра во второй половине дня сворачиваем лагерь – вечером подходят основные силы Третьей армии и мы все вместе идём дальше, обойдя Аклию с юга. Есть одна загвоздка – противник оставил позади себя обширные минные поля около столицы. Следовательно, завтра прямо с рассветом два саперных взвода должны заранее выдвинуться в те районы и обеспечить чистый коридор для прохода армии, к вечеру.
- Господин майор, боюсь это невозможно, - откликнулся командир саперов капитан Ольранд. – Саперные дроиды прибудут как раз вместе с Третьей армией. Своих мы всех потеряли. Так что мы начнём работы только завтра вечером. Впрочем, мы можем работать потом всю ночь и…
- Отставить, - покачал головой Готас. – Это неприемлемо. Армия должна выдвинуться на новые позиции сразу по прибытии сюда, мы не можем ждать до послезавтра. У вас же есть оборудование? Пусть работают люди, а не дроиды.
- Оборудование есть, господин майор, однако разведка показала, что плотность минных полей здесь слишком большая. Крайне опасно задействовать людей…
- Я не пойму, зачем вы мне всё это рассказываете, капитан, - нахмурился Готас. – Думаете, я не знаю, что это опасно?
- Мы почти у порога победы, - замялся Ольранд. – Я бы не хотел терять людей сейчас без крайней необходимости.
- Победа? Вы говорите о победе?!
Готас уменьшил масштаб карты на голограмме. Аклия сжалась в точку, уступив место бесконечным джунглям.
- Первая и Четвертая армии Лиссы сейчас огибают группировку противника с севера, стараются изо всех сил. Однако они не смогут замкнуть кольцо у Аклии. Имперцы отчаянно рвутся на запад. Если они смогут отступить к своим бастионам, ещё неизвестно, хватит ли у нас сил на всём Алурионе, чтобы выбить их оттуда. Единственный способ взять их в окружение сейчас – немедленно выдвигаться навстречу союзникам. Это единственный способ не допустить поражения. А вы говорите о победе, капитан Ольранд!
- Всё равно это будет неэффективно, - продолжал настаивать сапер. – У меня половина – зелень, которые только-только освоились с миноискателями. Я не гарантирую успеха поставленной перед нами задачи.
- Не преувеличивайте сложность, капитан. Я сам умею обращаться с миноискателем. И сам бы пошёл с вами, если бы у меня не было других забот. В общем, дальнейшие дебаты прошу прекратить. Приказ понятен?
- Так точно.
- Выполнять. Предлагаю вам начать инструктаж новичков немедленно. Вы можете быть свободны, капитан. Завтра от вас многое зависит.
Отдав честь, Ольранд покинул палатку. Готас оглядел остальных.

- Есть у кого что доложить? Какие-то ЧП? вопросы?
- Разрешите обратиться, господин майор.
- Слушаю вас, лейтенант Лоннер.
- Так как именно из моих людей набрали конвоиров для охраны пленных, осмелюсь спросить, что делать с ними дальше?
- Да шут их знает, - потёр лоб майор. – Надоели они мне за два дня. Я бы отпустил их на все четыре стороны, пусть они наткнутся на какой-нибудь наш отряд в арьергарде, и те с ними нянчатся. Они всё равно опасности не представляют, чего мне с ними возиться? Но это надо согласовывать со штабом. Я запрос ещё вчера отправлял, сегодня ещё раз напомню. Так… ещё у кого что есть?
- Господин майор, - подал голос лейтенант Редрэ. – Один боец из моей роты, рядовой Каунель, вчера набрал по дороге какой-то травы… видать, со знанием дела. Пожевал. Всю ночь глюки ловил. Сегодня пришлось его в джаггере везти.
Послышались смешки.
- Ну а от меня вы что хотите? Гербарий изъять, природоведа привести в боевое состояние.
- Это уже… Может, посоветуете, как его наказать? Так, чтобы при этом снова из боевого состояния не вывести?
- А чего тут думать? От всех работ освободить. В дозоры не ставить. Пусть валяется весь день. Если этот Каунель не сгорит под взорами товарищей, сам прибежит каяться.
На этом разбор полётов был окончен. Командиры рот покинули палатку. Внутри остались только майор Готас и капитан Вальтин. Эвел предложил капитану сесть, оба разместились в креслах.
- Вечно этот Ольранд дуру гонит, - буркнул Готас. – Как будто тут детский сад, а не война. Ведь отлично умеет работу делать, так нет – обязательно права покачать надо!
- Слышал, до войны он был прорабом, - улыбнулся Вальтин.
- А… Ну тогда это многое объясняет. Так, Вальтин, мне надо выйти на связь со штабом. Поприсутствуйте тоже: у меня в последние дни каша в голове. Если что, вы что-то подскажете. А то этот Бартен любит задавать всякие дурацкие вопросы. Ещё спросит какую-нибудь температуру воды в лужах. Вечно с толку сбивает… Он случайно до войны в университете не преподавал?
- Этого я не знаю, господин майор.
Спустя минуту на голограмме высветилась фигура довольно упитанного пожилого человека в мундире; строгий взгляд из-под кустистых бровей. Комбат и его зам встали.
- Господин генерал.
- Докладывайте, майор Готас.
Эвел подробно изложил обстановку. Бартен одобрительно кивнул.
- Отлично, майор. Третья армия также движется по графику, завтра вечером она будет у вас. Думаете, саперы успеют расчистить коридор?
- Ни секунды в этом не сомневаюсь, господин генерал.
- Теперь что касается ваших пленников. Штаб рассмотрел эту проблему. Ценности они не представляют. И вы правы, они отвлекают на себя ненужные усилия. Штаб постановил, что в качестве пропагандистской и предупредительной меры к пленным следует применить решение военного трибунала, а именно – расстрелять. Приказываю вам исполнить меру наказания не позднее завтрашней первой половины дня.
- Что?! Расстрелять? Господин генерал, они сами сдались в плен!
- Одиннадцать человек, так? Остальные тридцать были убиты при штурме, и сколько ваших людей полегло во время штурма той фермы?
- Но степень вины этих людей не установлена. Если бы они погибли в бою – хрен с ними, но… зачем так-то?!
- Для пропаганды. Будьте уверены, Готас, имперцы узнают, что значит сопротивляться при сдаче. Пусть складывают оружие добровольно.
- Но как раз эти одиннадцать в итоге сложили оружие сами и вышли к нам. Вернее, тринадцать. Двоих убили при выходе из здания.
- Майор, вы забываетесь. Я отдал приказ, извольте его исполнять, - отчеканил генерал.
- Но это против директив командования Альянса! Ведь было особое указание! Адмирал Акбар…
- …не алурионец, ни разу не был на Алурионе, и не знает наше положение вещей. Для флотских из Альянса то, что происходит – гражданская война. Для нас – война с захватчиками нашей планеты.
- Это не меняет вопрос с пленными. Я отказываюсь исполнять приказ, господин генерал.
- Что?! – Бартен в изумлении вскинул брови. – Это неподчинение! Вы соображаете, что вы творите, Готас, гром вас раздери?!
- Так точно, господин генерал, - твердый взгляд единственного глаза Готаса был направлен в одну точку. Сквозь голограмму генерала Бартена, куда-то далеко-далеко.
- Вы отстраняетесь от командования батальоном!! – буквально проорал Бартен. – Ваша дальнейшая судьба решится, как только вы доберётесь до штаба. Погоны с вас полетят, это я вам обещаю!! Как и орден. И молите Алурион, чтобы вам не впаяли срок! Ишь ты, нашёлся мне герой войны… Самоуправством занимается!
Разгневанный генерал повернулся к заму Готаса.
- Капитан…
- Вальтин, господин генерал.
- Капитан Вальтин, принимайте командование батальоном. Поздравляю вас с повышением. Ещё раз довожу до вашего сведения приказ: расстрелять солдат нашего врага. Завтра, прямо на рассвете! Приказ понят?
- Так точно.
- Всё, конец связи.
Голограмма погасла. Вальтин ошарашено посмотрел на Готаса.
- Господин майор… - медленно протянул он.
- Уже не господин, - развёл руками Готас. – Поздравляю с повышением, капитан Вальтин. Быстро я дослужился до майора, так же быстро навернусь вниз. Увы, поступить иначе я не мог. Я не палач. Ничего, главное - мой батальон в надёжных руках. Ваших руках, Вальтин.
- Но… я не считаю себя готовым для этого поста. Это… это абсурд! Бартен сошел с ума!
- Тише, Вальтин. Он, может, и редкостная сволочь, но я рад, что он заменил меня именно на вас. Вы справитесь. Вы знаете, что делать. И всегда можете рассчитывать на мою консультацию. Я смещён с поста комбата, но всё ещё числюсь в батальоне.
- Да… - Вальтин и впрямь был в растерянности. – Тогда вы… то есть я… я подпишу приказ о вашем назначении на пост моего зама. Если вы не против, господин майор.
- Против. Прошу вас назначить меня к саперам, под начало Ольранда.
- Зачем?!
- Ну во-первых, у них каждый человек завтра будет на счету, а у меня есть навыки – пригожусь. Кроме того, лишний присмотр за ними не помешает. Завтра от них многое зависит.
- Майор на должности, которая максимум для сержанта?
- Неважно. Пусть Ольранд считает это моей причудой. Да и вы тоже, - Готас усмехнулся. – Сейчас главное не это. Нужно решить, что делать с пленными. Конечно, прежде всего напрашивается мысль о том, чтобы устроить им побег, но её придётся отмести потому что…
- Извините, майор Готас.
- Да, капитан?
- Я не вижу необходимости в подобных планах.
- Правда? Какой же выход вы нашли?
- Я исполню приказ Бартена.
- Вальтин, вам вовсе не нужно это делать. Я понимаю, вы опасаетесь за дальнейшую карьеру, но могу вас заверить, что…
- Нет-нет, господин майор, вы не совсем поняли, - покачал головой Вальтин. – Я исполню этот приказ, потому что не вижу с ним никаких проблем. Я понимаю причины, указанные генералом, и… и у меня есть свои причины. Я исполню приказ.
- А. Ясно, - Готас скрестил руки на груди, задумчиво уставился в потолок. – Вы хотите расстрелять этих имперцев. Отомстить им. Считаете, что так будет правильно.
- Это не только моё мнение, господин майор.
- Да-да. Так думают многие. Но приказ «Огонь!» отдадите именно вы. Это примечательный факт.
- У меня два брата погибли на войне, - в голосе Вальтина появилась твёрдость, которой майор прежде не слышал. – Если вы пытаетесь надавить на мою жалость, то это бесполезно, Готас.
- Жалость тут не при чём, капитан. У меня у самого сестра сгинула без вести. Но если вы считаете, что поиски и наказание виновных имеют что-то общее с этими одиннадцатью ребятами в белом – вы ошибаетесь, капитан.
- Зато эти ребята в белом убивали наших бойцов!
- Возможно, - взгляд Эвела стал мрачным. – Однако между воином и палачом есть огромная разница. У меня у самого боль в сердце не проходит уже три года. И я знаю, что если я стану палачом – эта боль не утихнет. Станет только хуже, от осознания факта, что я стал палачом.
- Это ваши мысли, не мои, господин майор. Останемся каждый при своём.
- Конечно, - взгляд Готаса стал непроницаемым. – Так что с моим назначением, капитан?
- Будет так, как вы хотите, - развёл руками Вальтин. – Я не враг вам, господин майор, но коли уж я теперь комбат, я поступлю так, как считаю правильным. Как будет лучше для всего батальона.
- Всё нормально, Вальтин. Спасибо. Разрешите идти?
Выйдя из палатки под слепящее солнце, Эвел остановился. Полуденный зной тяжким маревом висел над землей. Но сердце майора обжигал лютый мороз. Почему-то он ощутил себя чужим. Не только в батальоне – на всей планете. Почему-то майору стало казаться, что все, кроме него, поступают правильно. Он один не прав, и тем не менее не может поступить по-другому. Захотелось оказаться где-то далеко, там, где, говорят, температура опускается ниже нуля, и падающие с неба снежные хлопья скрывают мир.
Вальтин хороший человек. Истинный алурионец, патриот. Как и Готас. Только подходы у них разные. Вальтин все усилия прилагает для борьбы с внешними врагами, агрессорами. Готас опасается, как бы сами алурионцы не предали те идеалы, за которые сражаются.
В стане саперов царила сосредоточенно-деловая атмосфера. Эвел ожидал увидеть расхлябанность и хаос, но нет – ветераны инструктировали новичков, кто-то проверял оборудование, все были при деле – Ольранд подошёл к делу серьёзно.
Сам капитан обсуждал что-то с помощниками, склонившись над картой. Завидев Готаса, Ольранд вытянулся в струнку.
- Пришли проконтролировать нашу подготовку, господин майор?
- Да нет. Пришёл сообщить вам, капитан, что завтра иду с вами. В качестве рядового сапера. Навыки у меня есть – чего ж им пропадать? И смею надеяться, что вы поставите меня в первую линию. Буду личным примером вдохновлять бойцов.
Размерам глаз Ольранда сейчас позавидовали бы тарелки, стоящие на походном столике.
- Господин майор… Вы хотите сказать, что, будучи командиром батальона, хотите первым идти разминировать сектор?!
- Я сказал то, что сказал, капитан. У вас какие-то возражения?
- Да нет, вообще-то… Господин майор, мы можем отойти в сторонку?

Отойдя шагов на двадцать, капитан и майор оказались в тени джаггернаута. Отсюда их не могли услышать подчинённые Ольранда.
- Понимаете, господин майор… Если я скажу, что это опасно для вас, вы ведь не отступитесь, так?
- Верно.
- Так вот, это опасно для всего отряда. Радиусы разброса осколков превышают радиусы действия наших миноискателей. Следовательно, нам придётся двигаться более плотным строем, чем хотелось бы. Проще говоря, совершивший ошибку не только погибает сам. Есть вероятность, что осколки заденут и тех, кто с ним рядом. Цена ошибки очень высока.
- Я это знаю, капитан. У меня есть навыки и я подготовлюсь как следует. И прослежу, чтобы подготовились все. Я не только не собираюсь погибать – я также не хочу вернуться домой без руки или ноги в результате чьей-то ошибки. С целыми-то руками-ногами оно всё лучше, а, Ольранд? – усмехнулся Эвел.
- Так точно, господин майор, - капитан крякнул с досады. – Эх, как хорошо раньше было – ионками площади обработали – и пожалуйста, прямо и направо, стучать три раза. А теперь завезли эту механику – ионки их не берут, приходится с этими миноискателями копошиться, словно муравьи какие.
Ольранд с кислой миной на лице уставился вдаль, туда, где завтра им предстояла жаркая работа.
- Уже недолго осталось, Ольранд. Муравьи – не муравьи, а за свой мир постоим. Таких муравьёв ещё поискать нужно… Так, ну пошли, выделишь мне орудие труда на завтра.
У саперов Готас пробыл весь день. Чему-то учился сам, чему-то учил других. Вальтин за майором не посылал – видимо, отлично справлялся сам, вопреки собственным опасениям. Он ведь и до своего неожиданного повышения был в курсе всего, что происходит в батальоне. Так что нельзя сказать, что новая должность навалилась на него непосильным грузом.
В свою палатку Готас пошёл уже когда солнце закатывалось за горизонт. Успевшие отдохнуть солдаты собирались в компании, кое-где слышался смех, негромкие песни. Безудержного веселья не было, но был оптимизм. Победа – она уже витала в воздухе, её можно было учуять, её можно было услышать, как некоторые слышат ультразвук. Тяжкая, жестокая, вымученная – победа. Оставалось совсем чуть-чуть.
Около палатки голову Готаса посетила интересная идея. Он направился дальше, в роту лейтенанта Редрэ. Оказавшись в расположении роты, он подозвал к себе первого попавшегося бойца:
- Рядового Каунеля ко мне.
Каунель не заставил себя долго ждать. Примчался и, вытянувшись в струнку, застыл перед майором, отчеканив рапорт о прибытии.
- Слушай, боец, - вполголоса начал Готас. – Та дурман-трава, что ты наколлекционировал по дороге… Принеси её мне.
Каунель сразу поскучнел. Видимо, он надеялся, что об инциденте все уже благополучно забыли. А тут целый майор пожаловал.
- Господин майор, я… у меня конфисковали всё. То есть я сам всё отдал. Добровольно и полностью раскаиваясь.
- Да ладно, - подмигнул единственным глазом Готас. – Слушай, Каунель, мне для дела надо. Это не проверка. Просто отдай, что осталось, и забудем.
- Господин майор, всё до листочка отдал! Ничего нет.
- Да чтоб тебя, - плюнул с досады Эвел. – Где собирал? Далеко? Показать можешь?
- Да нет, недалеко, - Каунель махнул рукой в сторону джунглей, чёрных узоров деревьев на фоне закатного неба. – Там вот пройдёте минут двадцать, будет овражек. В нём и…
- Значит так, - прервал рядового Готас. – Двадцать минут туда, двадцать обратно. Ещё двадцать там. Чтоб через час был у меня с букетом.
- Но господин майор, отбой же через…
- Ты уже утром в джаггере достаточно выспался, пока все грязь сапогами месили! - прорычал Готас. – И завтра целый день сидя на заднице проведёшь. Вперёд, я сказал.
- Есть…
Не успел Готас вернуться к своей обители, как сзади послышался топот – это прибежал Каунель. Эвел глянул на мерцающий хронометр – прошло пять минут. Каунель нёс полную горсть каких-то полукруглых мелких листочков.
- Быстро ты обернулся, - Готас смерил поникшего Каунеля укоризненным взглядом. – Из воздуха наколдовал небось?
Молчание.
- Ладно. Что с ними делать?
- Жевать, - недоуменно, словно объясняя прописную истину, ответил Каунель. – Пока эффект не начнёт пропадать. Потом выплюнуть.
- Понимаешь в чём штука, - задумался Готас. – Нужно, чтобы человек был адекватен, на ногах стоял, передвигался. Но чтобы мир… несколько…
- Чтобы задвинуть эту доставшую всех реальность чуть подальше, - понимающе кивнул рядовой. – Если новичок – двух листиков хватит. Или даже нет, лучше один. Точно. Эффект на час гарантирован.
- Спасибо за консультацию, рядовой. Это весь запас, что у тебя есть?
- Так точно.
- Ну смотри! Шмоны будут устраиваться регулярно. Если хоть раз, хоть какой намёк…
- Не извольте сомневаться, господин майор, - однако по бравому виду бойца Эвел решил, что сомневаться всё же стоит. Такого ловкача не то что майоры – генералы не остановят.
- Ладно, свободен…
К пленным Готас добирался уже в сумерках. Белые доспехи штурмовиков были заметны издалека. Имперцы ужинали. Похлёбку им наливали из того же котла, что и солдатам Алуриона. Из того же котла, что и офицерам. Раздельный рацион – непозволительная роскошь в походных условиях.
Военнопленных охраняло с десяток солдат. Готас подошёл к старшему по караулу.
- Сколько продлится ваша вахта, сержант?
- До часа ночи, господин майор. Затем снова заступаю в караул в пять утра.
- Ага, на рассвете, значит? – обрадовался Готас. Он протянул сержанту «чудо-листики». – Когда пленных будут уводить, раздашь каждому по листочку. Скажешь – пусть пожуют, будет легче. Если Вальтин спросит – ответь, что со мной согласовано. Всё понял?
- Так точно… А куда их поведут? – спросил несколько сбитый с толку сержант вослед удаляющейся спине майора. Не получив ответа, он рассмотрел листочки, затем перевёл взгляд на имперцев, пожал плечами и спрятал полученные «материальные ценности» в карман униформы.

***

Рваные клочья тумана, потревоженные призрачным светом предрассветного неба, нехотя уползали в расселины и овраги. В центре Аклии струи тумана подобно замедленному в сотни раз водопаду низвергались в смоляную яму. Место здесь было достаточно чистое – завалы и остовы зданий начинались метрах в пятидесяти от края. Далеко, полностью скрытый за городскими руинами, располагался спящий ещё лагерь бывшего батальона Готаса, а теперь – батальона Вальтина.
На самом краю ямы, лицом к её центру, в ряд стояли одиннадцать человек. Поцарапанные, обожженные, перепачканные доспехи. Одинаковые стрижки «ёжиком». Гордо поднятые головы. Немигающие взгляды. Руки за спинами, широко расставленные ноги. Уверенная стойка.
Спокойствие.
Осознание выполненного долга.
И всё же, нет-нет, да и промелькнёт в глазах у кого-то из них нечто неуловимое. Печаль? Страх смерти? Гнев? Кто знает…
В двадцати метрах за их спинами стоял ещё один ряд. Алурионцы. Такие же истерзанные войной. И с такими же уверенными взорами. Они знают, что делают. Они выполняют приказ. Исполняют долг солдата.
- На пле-ечо-о! – голос Вальтина звонко прозвучал в прозрачном утреннем воздухе, эхом отразившись от стен ямы. Звонко, но… надломлено.
- Бластер-ры к ноге! – это был куда более уверенный голос незаметно подошедшего майора. Расстрельная команда немедленно подчинилась приказу старшего по званию.
Рука Готаса легла на плечо Вальтина. Капитан нервно обернулся – на нём просто не было лица. Бледные дрожащие губы, панически расширенные глаза. Мешки под глазами от бессонной ночи. Руки нервно теребят армейскую кепку. Таким Вальтина ещё никто не видел.
Он осознал. Понимание однажды приходит к каждому.
- Капитан Вальтин, - ровным голосом произнёс Готас. – Разрешите мне провести процедуру.
Вальтин попытался откашляться, но когда ответил, голос его заметно дрожал.
- Майор Готас… Приказ был отдан мне. Я… я не хочу ни на кого перекладывать ответственность. Не имею права… И…
Эвел приблизился вплотную к Вальтину и перешёл на шёпот.
- Всё в порядке, Кэйл. Ты ещё молод. Не бери это на себя. Тебе это не нужно. А я… вчера я понял, что я плохой солдат. И плохой алурионец. Может, я окажусь хотя бы хорошим палачом. Мне уже всё равно.
Вальтин хотел что-то ответить, но не смог. Только кивнул и, сумев сохранить уверенный шаг, направился к лагерю.
Эвел повернулся к пленникам.
- Солдаты Империи. Кр-ругом!
Никто не шелохнулся.
- Умереть лицом к врагу считается честью для алурионца! – воскликнул Готас и продолжил уже более спокойным голосом. – Звиняйте, парни, не знаю как у вас там обстоит дело с этим.
Медленно, один за другим, имперцы повернулись лицом к повстанцам. Эти одиннадцать штурмовиков пока были лишь силуэтами на фоне стремительно светлеющего небосклона. Эвел благодарил Алурион за то, что он не мог различить их лиц. Благодарил так, как никогда в жизни.
Завтра он снова будет стрелять по солдатам в белоснежных доспехах. Стрелять на поражение, стрелять без жалости. Стрелять ради победы. Завтра они снова станут врагами. Но это будет завтра.
- На пле-чо!
Бластеры взмыли вверх, все одиннадцать стволов одновременно.
Лагерь в это время ещё спал. Лишь немногие звуки тревожили его тишину. Вот на складе саперов едва слышно пробежала искра по одному из миноискателей. Неисправность прибора осталась незамеченной. Её заметят слишком поздно…
А в другом конце лагеря в это время лёгкий утренний ветерок гнал по земле стайку ненужных более полукруглых листиков. Ни один штурмовик не взял их у сержанта.
- Цельсь!!
И тут слепящий луч солнца ударил из-за горизонта. Золотая дорожка одиноко пробежала в этом мрачно-синем царстве исчезающей ночи. Некоторые из штурмовиков чуть повернули головы, любуясь на эту последнюю в их жизни роскошь – первый луч солнца. Первый и последний.
Мир поплыл перед глазами Готаса. Но он по-прежнему стоял по стойке «смирно», не смея смахнуть каплю пота, что подобно слезе застыла на ресницах. Вместо этого он начал медленно поднимать руку, готовясь дать отмашку.
Как бы он хотел сейчас, чтобы пролившаяся с неба стена дождя скрыла от него одиннадцать фигур на краю Ямы Вечности. Как бы он хотел, чтобы раскатистые удары грома заглушили звуки бластерных выстрелов. Как бы он хотел…
Но надеяться на это было глупо. Каждый знает прописную истину.
На Алурионе нет дождей.

Ага, всем кто следнил за "Падением" рекомендую прочитать. Знакомые места, знакомые персонажи.

Интересный взгляд, как и на Империю, так и на Республику.
Да и вообще есть над чем подумать.
Одна казнь имперских штурмовиков чего стоит.

А в другом конце лагеря в это время лёгкий утренний ветерок гнал по земле стайку ненужных более полукруглых листиков.

Прочитал. Понравился второй рассказ.
Есть пожелание, побольше таких рассказов и хотелось бы дочитать все таки "Падение в Вечность."